Гибельные боги
Шрифт:
Но это было не самым главным.
Джустиниани изменился. Утонченный юноша-аристократ неожиданно приобрел почти осязаемую мощь и стал мужчиной. Глория не могла не ощутить исходящих от него силы и воли, и вскоре поняла, что он волнует ее. Глория тщетно приглядывалась к Ченцо, ища на его лице следы былого чувства: их не было. Она льстила себя надеждой, что он просто не хочет показать, как взволнован, и старается выглядеть безучастным. Глория знала, что едва ли он испытывал скорбь от смерти Джанпаоло, и положила себе постараться во время встреч в свете понять его истинные чувства. При этом, невольно сравнив Пьетро Монтекорато с Винченцо Джустиниани, окончательно уяснила для себя то, что раньше лишь смутно подозревала: она никогда не любила Пьетро. И сейчас, уходя с кладбища, она с тайным отвращением разглядывала мужа, его толстый живот, второй подбородок и лоснящееся потное лицо, невольно сравнивая их с чеканной красотой Винченцо Джустиниани.
Энрико Петторанелло тоже смотрел на Джустиниани с интересом. Ведь еще совсем, кажется, недавно, щенок был просто убит изменой невесты и полночи выл у окна в таверне Риччи. Но теперь изменился. Энрико не заметил, чтобы он особенно смотрел по сторонам. На свою Глорию и не глянул. Подлинно ли равнодушен? По лицу ничего не прочтешь, но, похоже, не лжёт. Да и зачем ему теперь тридцатилетняя Глория, когда вокруг полно восемнадцатилетних девочек, свеженьких, как розанчики? Петторанелло подумал, что Джустиниани вполне может увлечься Джулианой — сестрица собой вовсе недурна. Пристроить так Джулиану было бы недурно. Карло Тентуччи, правда, говорил, что покойник хотел, чтобы Винченцо женился на его крестнице, Джованне. Ничего, желание покойников живым не указ. Восемьсот тысяч, подумать только… Сейчас Энрико сожалел, что когда-то указал Винченцо на дверь, но кто бы мог предположить, что Джанпаоло не дотянет и до пятидесяти?
Умберто Убальдини и Оттавиано Боргезе, возвращаясь домой, то и дело досадливо переглядывались. Удача, которая привалила их бывшему дружку, бесила. Чёрт возьми… У Винченцо было мало шансов получить наследство раньше, чем лет через двадцать, но вот, шар непредсказуемо завертелся у борта и влетел в лузу. Появление этого человека было неприятным и неожиданным, как материализация призрака. К тому же, дурацкие сплетни старух упорно приписывали ему не только получение баснословных денег, но и всего остального…
Впрочем, об этом и думать не хотелось.
Что до Рафаэлло ди Рокальмуто, чья голова была привычно затуманена вчерашним вечером у любовника и инъекцией кокаина, то он искренне сожалел, что Джустиниани никогда не прельщали мужские забавы в термах Каракаллы, — этот мужчина всегда нравился ему.
Гизелла Поланти и Мария Леркари возвращались домой в карете маркиза Марио ди Чиньоло. Немного поговорили о церемонии, похвалили гроб и венки. Покойник выглядел прекрасно, что за мастера в мертвецких? Художники, ей-богу, просто художники.
— Молодой Джустиниани держался величественно, — маркиз методично полировал ногти, и не глядел на собеседниц, — он застал своего дядю… живым?
Гизелла Поланти и Мария Леркари переглянулись, и баронесса кивнула.
— Вирджилио спрашивал его об этом, он сказал — да.
— Друзей он встретил… весьма любезно. Странно.
На это, двусмысленно улыбнувшись, ответила донна Гизелла.
— Возможно, это только поза и он отыграется. Если же подлинно все простил — его стоит беатифицировать.
Чиньоло кивнул.
— Все проступит, подождите, — проскрипела, как несмазанная телега, донна Леркари. — Хоть я думала, что наследником будет ваш Элизео…Они как-то сблизились…
— Давайте сменим тему, — прерывая разговор, прошипела ее светлость.
Все умолкли, но скоро беседа была возобновлена, правда, уже в ином направлении.
— Вас не удивило, как смотрела на молодого Джустиниани Глория Монтекорато? — брови Марии Леркари взлетели на середину лба, а лицо вытянулось и снова приобрело лисье выражение. В её голосе проступил мёд, правда, основательно разбавленный желчью.
— Да, девочка поняла, что продешевила, — цинично обронила Гизелла, усмехаясь и обращая к подруге ехидный хищный взгляд. — Но тут уж ничего не поделаешь. Коль поставила не на ту лошадь — второго заезда не будет.
— Правда ли, что Джустиниани собирается жениться на дочке Габриеля? — маркиз, не глядя на подруг, заложил в несессер пилочку для ногтей, — об этом судачили в толпе.
Герцогиня оценила болтовню невысоко.
— Зачем ему Джованна Авильяно, за которой ничего? Кстати, сколько вы даете за дочерью, Марио? Пятьдесят?
Маркиз кивнул, но лицо его омрачилось. Розамунда ди Чиньоло, увы, не отличалась красотой, и Марио не надеялся, что Джустиниани клюнет на приданое. Теперь он и сам куда как не нищий. Дочь было подлинным крестом маркиза, ей было уже двадцать восемь, она не только не привлекала внешностью, но и отталкивала мужчин назойливой докучностью.
— Сейчас начнётся, — предрекла Мария Леркари и едва не облизнулась, — весенний гон невест. У Петторанелло сестра на выданье, хоть кто её возьмет, один чёрт знает, Вирджилио надо пристроить племянницу Елену, замуж пора Катарине Одескальчи и Джованне Авильяно, да добавьте вашу дочь, Марио, да Марию Убальдини. Мне вообще-то казалось, Убальдини женится на Елене Аньелли. Да не срослось…
Глаза герцогини Поланти сверкнули.
— Марии Убальдини замуж не выйти вообще, помяните мое слово, — уродливое лицо герцогини исказилось в рыльце готической горгульи. — Что до Елены… Девица не дура — проронила она, — думаю, она знает и о его проигрышах, и о прошлогоднем жульничестве на бегах. К тому же — прекрасно знает, что у Убальдини роман с ее теткой Ипполитой.
— Вы это всерьез? — Марио ди Чиньоло был, казалось, изумлен, — неужто наш дорогой Вирджилио носит рога?
— А то вы сами не знаете, Марио. Не валяйте дурака. Ипполита Массерано готова расставить ноги перед каждым, и ваш собственный племянничек Элизео может многое на сей счет порассказать. Да и не только он, кстати. Сейчас говорят об Убальдини.
— Неужели мир так ужасен? — вопросил Марио ди Чиньоло с подлинной горечью. Впрочем, те, кто знали его достаточно давно, безусловно, поняли, что горечь и недоумение маркиза поддельны. Он прекрасно знал о похождениях Ипполиты Массерано, и сам был одним из ее любовников. В высшем римском обществе почти все амурные интрижки были известны. Здесь толпились десятки знатоков любовной мимики, которым было достаточно подметить позу или взгляд, чтобы понять возможность будущей связи. Несколько любопытных особ, вроде Гизеллы Поланти и Марии Леркари, бдительные и внимательные, на больших празднествах, где столь часты необдуманные шаги, с искусством карманных воров ловили отрывки разговоров, томность, дрожь, неосторожный взгляд. Иногда выступали свахами, чаще шантажистами, но всегда — сплетницами.