Гибельные боги
Шрифт:
Джустиниани раскланялся с ними и прошел в залу, при этом обратил внимание, что убранство дома герцогини богато, но нигде действительно нет ни портретов, ни зеркал.
Гизелла Поланти шумно поприветствовала его, глаза ее хищно блеснули.
Вирджилио ди Массерано, выглядевший все так же убито, прибыл с женой Ипполитой, пышнотелой красавицей, чьих прелестей, весьма откровенно выставленных, не заметил бы только слепой, и чьим любовником не был только ленивый. Елена Аньелли, их племянница, на фоне тети казалась тростинкой. Джустиниани услышал, как Ипполита тихо поинтересовалась у донны Поланти, кто этот красавец? Он обернулся, желая понять, кого она имеет в виду, и вдруг понял, что речь о нем. Он внутренне содрогнулся, ибо Ипполита с её обильной и сочной плотью,
Графиня поджала губы и отошла от него.
Катарина Одескальчи и Джованна Авильяно приехали поздно, Джустиниани отметил, что Боргезе подошел к Катарине и пригласил ее танцевать, но девушка покачала головой. Джованна бросила на него самого быстрый взгляд, покраснела и торопливо отвела глаза. Заметил он и очень привлекательную светловолосую девушку с унылым и постным выражением на лице. Она казалась красивей всех девиц, но была или больной, или чем-то огорченной. Винченцо стал лицом к ней и несколько минут разглядывал, пока не увидел, что к ней подошел Умберто Убальдини и назвал Марией. Поняв, что это Мария Убальдини, Джустиниани резко отвернулся и прошел в гостиную.
В углу гостиной сидел молодой Элизео ди Чиньоло, сегодня показавшийся Джустиниани старше, чем на кладбище, теперь он походил на больного бледной немочью, в глазах проступило что-то надломленное и нездоровое. Винченцо заметил, что Элизео порой бросал взгляды на девиц, но не смог понять, на какую он смотрит. Ловил Джустиниани взгляд юнца и на себя — быстрый и вороватый.
Хозяйка повела знакомить его с теми, кто появился в обществе в последние годы. Ему представили двух знатоков антиквариата — Андреа Пинелло-Лючиани, которого он видел на кладбище, и Альбино Нардолини, в коем узнал того человека, с которым столкнулся в дверях аукциона. Пинелло-Лючиани, пятидесятилетний неаполитанец с бледным выразительным лицом, теперь смотрел любезней, он рассказал о своей коллекции, предложил несколько обменов, а Нардолини, обаятельный смуглый человек лет сорока, с лицом, обрамленным кокетливой бородкой, посетовал, что опоздал на аукцион, и книга Корнелия Агриппы «De Occulta Philosophia. Libri tres» была куплена. Имя покупателя не скрывалось. Это он, не так ли? Джустиниани вежливо кивнул. Он не интересовался оккультизмом, который был в большой моде, приобретенная книга лишь дополняла средневековый раздел его библиотеки.
— Я могу как-нибудь зайти посмотреть экземпляр?
Джустиниани кивнул, смерив собеседника цепким взглядом. Купленный им трактат Корнелия Агриппы «О сокровенной философии», опубликованный в 1533 году, сугубой редкостью не был. Зачем он Нардолини? Между тем мессир Альбино поторопился договориться о дне встречи, и они условились увидеться на следующий день, в пятницу. «Это издание посвящено Иоганну Тритемию, не так ли?»
— Нет, это последнее издание, Тритемию посвящено первое, — спокойно заметил Винченцо.
Лицо Нардолини приобрело странное выражение. Казалось, он был удивлен тому, что Джустиниани знал это, при этом Винченцо подумал, что его знания обрадовали собеседника: по его приятному лицу прошла болезненная гримаса. Джустиниани положил себе дома внимательно изучить купленный экземпляр.
Тут его внимание ненадолго отвлекла Елена Аньелли, тихо и шутливо препиравшаяся с Катариной Одескальчи. Катарина, очень любившая танцевать, хотела заполучить лучшего танцора, которым слыл Умберто Убальдини, Елена же предостерегала ее: это может не понравиться Джованне и раздражит Оттавиано Боргезе.
— А мне и дела до того нет, — дерзко заявила Катарина, но тут же скорчила насмешливую рожицу. Оказалось, она опоздала: Умберто пригласил донну Массерано. Подруги переглянулись и рассмеялись, потом, заметив, что Винченцо смотрит на них, Елена взяла из вазы алое яблоко и с кокетливой улыбкой подала его Джустиниани.
— Хотите?
Губы Джустиниани чуть дрогнули. Он поднялся.
— Ни за что. Наша прародительница Ева уже однажды угостила мужчину подобным плодом. Ничего хорошего из этого не вышло. Но если одна из вас хочет танцевать, я еще помню некоторые па и надеюсь, что не отдавлю партнерше ноги… — он протянул ладонь девицам, приглашая ту, которая протянет руку.
На его ладонь, коснувшись друг друга пальцами, легли обе руки — Елены и Катарины, и обе девицы снова рассмеялись. Елена сквозь смех проронила, что, так и быть, уступает партнера подруге, и скептически заметила, что заодно намерена посмотреть, какой из него танцор.
Танцором Винченцо был превосходным: в голодные времена преподавал в танцевальной школе, и сейчас вел партнершу царственно и свободно, мощь его фигуры и сила рук, ощущающаяся даже в легких жестах танца, вскружили девице голову. Сам Джустиниани тоже несколько расслабился: на нем наконец-то был фрак, сшитый по мерке, близость женщины чуть возбудила, явное же кокетство Катарины свидетельствовало, что он, несомненно, был не противен. Девица любезно улыбалась, восторженно обронила, что Убальдини с ним и сравниться не может, его сиятельство танцует, как бог. Глаза ее блестели. Джустиниани ответил, что никогда не видел танцующего бога, но впредь всегда будет приглашать ее, она весьма грациозна.
— Не говорите этого, пока не потанцуете с Джованной, она танцует много лучше меня.
Он вежливо возразил, что этого не может быть, но тут танец закончился. Джустиниани краем глаза заметил, что к нему устремилась графиня Массерано, и торопливо склонился перед Еленой, спрашивая, удостоит ли она его счастья быть ее партнером? Синьорина кивнула, и Джустиниани облегченно вздохнул. Елена танцевала столь же изящно, как ее подруга. Во время танца Джустиниани неожиданно заметил взгляд молодого Чиньоло. Винченцо показалось, что юноша явно ревновал его к партнерше, но Елена, он видел это, не обращала на Элизео никакого внимания. Они болтали о пустяках, потом Джустиниани, словно невзначай, спросил, почему синьорине Джованне не понравилось бы, если синьорина Одескальчи танцевала бы с мессиром Убальдини? Он ей по душе?
— Мы не знаем, она скрывает от нас сердечную тайну, — улыбнулась Елена, — а на наши намеки только обижается. Она очень скрытна. Ой, донна Поланти опять собирается вызывать дух Наполеона… — Елена хихикнула.
Джустиниани обернулся. У камина уже стоял круглый стол, за которым возвышался резной стул с подлокотниками и тронной спинкой, а вокруг были расставлены еще шесть стульев — поскромней и попроще.
За тронный стул уже усаживался маркиз ди Чиньоло, рядом громоздилась донна Гизелла, напротив нее — баронесса Леркари. Слуги торопливо придвигали к столу канделябры со свечами, донна Поланти раскладывала алфавитный круг и протирала льняной салфеткой фарфоровое блюдце. Чиньоло снял пару перстней и запонки, вынул из кармана золотой портсигар и положил снятое в свой цилиндр. Туда же опустила свою золотую цепь и браслет донна Гизелла. У камина появился мессир Альбино Нардолини, он расстегнул цепочку с каким-то странным брелоком и тоже опустил её в шляпу. По левую руку от донны Гизеллы сел Рафаэлло Рокальмуто, напротив него, к немалому удивлению Джустиниани, на стул опустилась Джованна. На ней были скромные жемчуга, она осталась в них. Седьмой стул, напротив Массерано, оставался пустым, и Винченцо вдруг услышал, как Гизелла Поланти приглашает за стол его самого.
— Только нужно снять все металлические вещи, Джустиниани.
На шее Винченцо был серебряный крест, который ему, шестилетнему, надела перед смертью мать. Он пожал плечами и сказал, что крест никогда не снимает.
— Ну, это же на час, Винченцо, — теперь его царским жестом приглашал за стол Вирджилио Массерано.
Джустиниани отрицательно покачал головой. Он вообще не любит общение с бесами, проговорил он, и стол медиумов тут же взорвался возмущением.
— О чём вы, Винченцо? С духами! Причём тут бесы? — донна Поланти зашипела, как облитый ледяной водой раскаленный противень.