Гибельный день
Шрифт:
Часы в телефоне показали полночь на Изумрудном острове. Время обмена. А я сидел в пустой пещере за много миль от места действия, за много миль от всего на свете.
Хорошо, что я не стал вдаваться в детали: сказал Морану, что нахожусь на Айлендмэги, ничего не уточнив. Найти меня будет сложно. Из утренних газет узнаю, что стало с Бриджит и ее дочерью, сяду на паром до Шотландии, потом, в Глазго, в самолет до Нью-Йорка. Дэн возьмет меня обратно в Программу защиты свидетелей. Он хороший парень. Они все чертовски хорошие парни.
А я? Уставший. Глупый. Мокрый.
Я встал, потянулся. По
Я направился к выходу из пещеры.
И тут услышал голос. Нет, голоса.
Приближаются. Я прислушался.
— Она опаздывает.
— Все путем, приедет она, не волнуйся.
— А если нет?
— Приедет.
Второй голос показался мне знакомым, хотя звучал он странно — то ли карканье, то ли кваканье. Такой голос, по-моему, мог принадлежать человеку с конечной стадией рака горла, или только что завершившему песенный марафон, или проработавшему пятьдесят лет в шлифовальном цехе. Вроде никого с подобным голосом я не знаю, почему же он пробудил какие-то, пока неясные, воспоминания? По спине пробежал холодок. Я чувствовал, что-то не так. А вернее, все было совершенно неправильно.
Я лег на пол пещеры и пополз вперед, по камням, усеянным рачками, по отступавшей воде.
Около входа в пещеру разглядел четыре фигуры, укрывшиеся от дождя. Трое мужчин и девочка. Лицо ребенка закрыто капюшоном, но это, ясное дело, Шивон, дочь Бриджит. Какая же она маленькая!
Девочка слегка повернула голову, и я увидел золотисто-рыжие волосы, прилипшие к мокрым щекам. Совсем не похожа на улыбающуюся девчушку с полароидного снимка, что дала мне Бриджит. Красавица. Но что за странная, отрешенная красота! Украденное эльфийское дитя… И тут в мозгу молнией промелькнуло воспоминание: как-то раз в пыльной коробке из-под обуви я нашел старую выцветшую фотографию своей бабушки — примерно в том же возрасте. Потрясающее, необъяснимое сходство!
А затем я понял все.
Понял, что в этой игре ставки намного выше, чем я предполагал поначалу.
Трое мужчин в черных куртках держали фонарики и ручные пулеметы «печенег».
— Десять миллионов, босс, это неплохой куш, — произнес один из бандитов.
— Не в деньгах дело, — прокряхтел босс.
Он едва говорил, каждое слово давалось ему с видимым усилием. Да еще и этот странный акцент. Иногда он звучал как испанский, иногда как американский, а то и как ирландский. Черт бы меня побрал, если когда-то, много лет назад, я не разговаривал с этим человеком! Но позвольте, он же умер?..
— А что будет с ребенком? — полюбопытствовал другой бандит.
— Ты все прекрасно знаешь! — с угрозой произнес босс.
Девочка не шелохнулась. Что же они сделали с ней?
— Где сигареты? — просипел босс.
Ему передали пачку. Он прикурил и затянулся. Если моя версия о раке верна, этому ублюдку на себя наплевать.
— Долго еще ждать? — спросил один из подручных.
— Выйди и проверь. Гарри стоит на стреме, — выдавил босс.
Один из бандитов поднял капюшон и вышел из пещеры.
Босс с наслаждением вдохнул табачный дым. Дешевые сигареты, американские. Я почувствовал этот запах даже из своего убежища. Знакомый запах.
Затрещала
— Да? — прохрипел босс.
— Она подходит.
Бандит, вышедший наружу, бегом вернулся в пещеру. Передал боссу бинокль ночного видения, который тот жадно схватил.
— Я говорил по рации с Гарри и видел ее сам. Она одна, — доложил бандит.
Босс встал и склонился над Шивон.
— Твоя мамочка едет за тобой, дорогуша, — пробулькал он и ущипнул девочку.
Шивон всхлипнула и вжалась в стену, движения ее были замедленны, будто она преодолевала сопротивление воды. Макферрин что-то говорил о наркотиках…
— Она одна, никаких хвостов нет. — В пещеру, торжествующе помахивая биноклем, вернулся третий бандит.
— Вызови Гарри, он на маяке. Скажи ему, пусть дважды проверит и перепроверит, не следует ли кто-нибудь за ней, нет ли чертовых лодок, вертолетов… — прокашлял босс. И вновь мой слух резанула эта агонизирующая речь. Были ли среди моих знакомых заядлые курильщики или те, кому предстояло удаление гортани?..
Один из бандитов что-то произнес в минирацию, послушал ответ и повернулся к боссу, дымясь от возбуждения:
— Дэйв говорит, берег чист. Она приближается одна, и, по его словам, у нее в руке набитый портфель.
— Де-еньги! — радостно протянул другой бандит, позабыв слова босса, что не в деньгах дело.
А я призадумался: если не в деньгах, тогда в чем же?
Босс выкинул бычок и прикурил новую сигарету. Дым отнесло в пещеру, и теперь я по запаху узнал сигареты. «Тарейтон». Лишь один знакомый мне человек курил «Тарейтон». И он был мертв.
— Дичь идет прямо к нам в руки, — объявил босс, и двое бандитов скинули капюшоны и натянули бейсболки. Теперь в отблесках молний я хорошо разглядел их. Лица незнакомые. Обычные гангстеры низкого пошиба — таких можно встретить в любом баре Белфаста, Дерри или Дублина.
Босс тоже откинул капюшон, и я увидел его чудовищно обезображенное лицо.
И сразу же узнал его.
И, разумеется, мгновенно понял, в чем дело.
Слайдер сказал правду. Босс собирался убить Бриджит и девочку и забрать деньги в качестве возмездия за то, что сделал с ним Темный Уайт немало жутких лет тому назад.
Человек с клочковатыми рыжими волосами, стоявший у входа в пещеру с «печенегом» в руке, человек, чье горло изрезано шрамами, рот искалечен и щеки бледны, как у трупа, — этот человек был не кем иным, как моим давным-давно погибшим приятелем Скотчи Финном.
Когда я видел Скотчи в последний раз, он был распят на колючей проволоке, что опутывала мексиканскую тюрьму в Вальядолиде. Жених Бриджит, Темный Уайт, подставил нас с покупкой наркотиков. Сделал все, чтобы нашу группу, а самое главное — меня, арестовали. Я был обречен сгнить в мексиканской тюряге ради того, чтобы Темный и Бриджит могли пожениться и Бриджит забыла меня навсегда. Вообще-то Скотчи был занозой в заднице, изворотливым мелким поганцем, однако именно он сумел вытащить нас из тюрьмы и даже успел добежать до ограждения, пока его не подкосил выстрел в спину из винтовки М-16. Скотчи упал на натянутую проволоку и, как мне показалось, был практически обезглавлен. Даже если его не убила пуля, выжить он все равно не мог.