Гилгул
Шрифт:
— Скорее удивили необычной наблюдательностью.
— Спасибо. При такой жизни поневоле приходится быть наблюдательным, — улыбнулся Потрошитель.
— Чем же вы занимаетесь? — Саша откинулся на спинку кресла. Он тщательно следил за движениями и мимикой убийцы.
— Знаю, невежливо отвечать вопросом на вопрос, но не могу удержаться. Вы-то как думаете?
— Убиваете женщин.
— Неужели это все, на что способно ваше воображение?
— Ах да, Божье предназначение. Кажется, на этом вы закончили вчерашний разговор?
— Нет, — покачал головой Потрошитель. Он сразу посерьезнел и стал похож на молодого нравоучительного лектора. — Вчерашний разговор мы закончили на ошибке Евы. Точнее, на Каине, ставшем братоубийцей. Дальше мы не пошли. Ваш врач оказался неспособным сделать даже элементарные выводы.
— И каковы же, по-вашему, эти выводы?
— О, они просты. Очень просты. Добро и Зло со времен сотворения мира существуют бок о бок, неразрывно. И не только существуют, но еще и борются между собой. Как и в любой другой войне, в этой есть свои жертвы. Самая первая — Адам. Вторая — Авель. Дальше по нарастающей.
— Полагаю, вы до всего додумались сами? — спросил Саша.
— Мне не надо ни до чего, как вы выразились, «додумываться». Я знаю. И знаю, поверьте, доподлинно.
— Из-за этого «отрицательного начала» вы и решили убивать женщин?
— Дались вам эти женщины. Откройте глаза, поднимите голову и посмотрите в небо. Оно бесконечно!
— И все-таки давайте для начала обсудим дела земные, если не возражаете.
— Отчего же, — разом поскучнел Потрошитель. — Коли уж вы настаиваете… Я ничего не решал.
— Разве?
— Я не вправе ничего решать. Тем более за Него.
— Хорошо. Я поставлю вопрос иначе. Это Бог подсказал вам, что вы должны убивать? Потрошитель отвернулся к окну, всем своим видом давая собеседнику почувствовать, насколько ограниченны его вопросы и насколько скучно самому Потрошителю.
— Во-первых, Бога не существует. Во всяком случае, в том смысле, который вкладываете в это слово вы. Впрочем… Если вам удобен данный термин… извольте. Во-вторых, Он не подсказывает, а призывает. В-третьих, не затем, чтобы убивать, а затем, чтобы сдерживать Зло.
— По-вашему, женщины — Зло, — утвердительно кивнул Саша.
— Только что вы сказали глупость, — наставительно ответил Потрошитель.
— Но вы же не убиваете мужчин?
— Мужчины умирали не реже женщин, — пожал плечами Потрошитель. — А то и чаще, уверяю вас. Саша навострил уши. Это было похоже на косвенное признание в убийстве.
— Когда? Где? — быстро спросил он.
— Не сейчас и не здесь. Давно. Очень давно. Фактор «мужчина — женщина» не принимается во внимание, поверьте. Все зависит от того, на чьей стороне данный конкретный человек и каковы могут быть последствия его поступков в аспекте формирования будущего вашего мира.
— «Вашего», — повторил Саша. — А вашего?
— Не моего. Лично для меня будущее не играет роли.
— Почему?
— Я не имею отношения к вашему будущему. Для «призванного» же физическая смерть — тоскливый, болезненный, ужасный, но всего лишь переход.
— Откуда куда?
— Из жизни в жизнь. Саша записал в блокнот: «Убежден в реинкарнации». Поинтересовался спокойно, тоном врача, ставящего диагноз:
— Вы сказали: «Все зависит от того, на чьей стороне человек».
— Именно, — подтвердил Потрошитель.
— О чем конкретно идет речь?
— О Добре и Зле, разумеется. О чем же еще?
— Вы, конечно, на стороне Добра? Потрошитель отвернулся от окна, посмотрел на него прямо и твердо, примерно так же, как вчера смотрел на врача. Однако Саша не ощущал беспокойства. Напротив, он чувствовал себя едва ли не комфортно. Потрошитель помедлил, затем сказал негромко:
— Вы сейчас говорите так же, как мой давешний собеседник. Не стремитесь казаться глупее, чем вы есть. И не надо считать других глупее себя.
— Но… — Саша хотел было возразить, однако под твердым встречным взглядом осекся.
— И не надо врать, — предупредил мягко и спокойно Потрошитель. — Ложь, сиречь лукавство, — фундамент зла, прародитель самых страшных грехов человеческих. Именно с нее все всегда и начинается. Саша чувствовал себя ребенком, которого застали за торопливым поеданием варенья.
— Хорошо. Положим, я соглашусь с вашим утверждением. Вы убиваете не по своей воле, а за некое абстрактное Добро, по велению Бога. Все правильно?
— Боюсь, мне не удастся объяснить вам, что есть Бог на самом деле, — пробормотал Потрошитель. — Вернее, что есть то, что вы подразумеваете под этим словом.
— Почему же?
— Потому что это лежит за рамками ваших представлений о структуре мироздания. Вы настолько же далеки от правильного понимания Бога, насколько древние были далеки от понимания устройства мира. Говоря о Добре и о Боге, вы говорите об одном и том же.
— Я приму это во внимание. Но в остальном верно?
— Нет. Я никого не убиваю. Убивает «призванный», — давайте для простоты назовем его Гилгулом или Гончим, — я лишь создаю сопутствующие обстоятельства.
— А этот… хм, Гончий, он на стороне Добра?
— Конечно.
— В таком случае как же увязать ваши поступки со словами Бога о всепрощении? Ведь одна из библейских заповедей: не убий. Потрошитель улыбнулся, но одними губами. Глаза же его оставались абсолютно серьезными. В них плескалась пустота. Холодная и всеобъемлющая.
— Люди не перестают поражать своей наивностью, — произнес он. — Прежде чем ответить, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вы позволите?
— Пожалуйста.
— Откуда вам известно о заповедях?