Гимназистка. Нечаянное турне
Шрифт:
— Теперь у меня заберут свидетельство, да, Арсений Петрович?
— Что вы, Ксения Ивановна, — всплеснул он руками. — С чего вы выдумали этакую глупость? Пока над губернией власть Соболева, Волковы рыщут и ищут, к чему бы придраться. Но пусть вас это не волнует — выданное через артефакт свидетельство не отзывается, оспорить его невозможно. Борис Павлович не зря озаботился артефактом, как чувствовал, что Волковы объявятся. Этим лишь бы придраться.
— Волков — это такой страшный офицер? — я расширила глаза, словно в испуге. — Он приходил ругаться к Борису Павловичу.
—
— Не знаю. Он был такой страшный, что я потерялась.
Первоначально я хотела сказать «потеряла сознание», потом решила, что сейчас как раз подходящий случай показать, что русский мне не родной, одни слова я не знаю, другие путаю, третьи — благополучно забываю от волнения.
— Потерялась? — удивился Белочкин.
— Как сон. Глаза закрыла — темнота. Открыла — нет Волкова. И в голове так странно, — пояснила я.
— А, сознание потеряла.
— Да. — Я поклонилась как можно более уважительно. — Он страшный.
— Не бойтесь, Ксения Ивановна, вас здесь никто больше не напугает.
— Мне нужно к Борису Павловичу, — воспользовалась я моментом. — Он меня должен принять — я сдала экзамены.
— Прямо сейчас? — удивился Белочкин. — Мария Алексеевна запланировала праздничный обед. Она будет расстроена. Нет уж, милая наша Ксения Ивановна, без обеда мы вас не отпустим, и не надейтесь.
— Но Борис Павлович меня ждёт, — напомнила я.
А ещё он ждёт, когда можно будет отправить настоящую Ксиу в Китай. Где-то мы с ней прокололись, если Моськин заподозрил подмену: либо я что-то не так сделала, либо Ксиу засветилась где-то снаружи лисицинского дома. И сейчас мне нужно было как можно скорее покинуть и гостеприимный дом Белочкина, и этот замечательный город. Чтобы неприятностей не было ни у меня, ни здесь.
— Я ему позвоню, предупрежу. Вечером. Мы проводим вас к нему вечером. — Оживился Белочкин и понизил голос: — Это же куда романтичнее получится.
— И всё же мне надо к нему срочно. Я это чувствую.
Я приложила руку к груди. Я действительно всей кожей ощущала, что время, отведённое богами на пребывание в этом городе, если и не закончилось, то последние песчинки как раз падают в нижний стеклянный сосуд. Я слышала нервирующий меня шелест песчинок и даже думать не хотела, что случиться, когда упадёт последняя.
— Ну если чувствуете, — неохотно сказал Белочкин, — тогда давайте зайдём за вашими вещами и пойдём к Борису Павловичу.
— Не надо заходить, — оживилась я. — У меня всё сложено. Отправите как-нибудь потом. Да и неизвестно, понадобится ли мне эта одежда.
Шкатулка с домовым, документы и три тома по магии, завернутые в газеты, были у меня при себе. А остальное… остальное даже не моё. Так, арендованное имущество.
— Экая вы пессимистка, голубушка, — укоризненно поцокал Белочкин, посчитав мои слова намёком на то, что Ли Си Цын не проникнется ко мне тёплыми чувствами даже после сдачи гимназического курса. — Пригодится, непременно пригодится.
Тем не менее пошли мы сразу к Ли Си Цыну, и я до последнего момента опасалась, что дойти нам не дадут.
Глава 40
Возмутительнейшее поведение Моськина, посмевшего поставить под сомнения законность экзаменов, — это было первое, о чём рассказал Белочкин Ли Си Цыну. В красках, с сочными эпитетами и подпрыгиванием на месте от возбуждения в особо возмутительных местах.
— Этот нехороший господин проследовал за нами до вашего дома, уважаемый, — я склонилась в поклоне, продолжая отыгрывать роль для постороннего. — Он был за воротами.
— В самом деле? — удивился Белочкин. — Я его не видел, но если это так, то…
— Это наши внутренние проблемы, — прервал его Ли Си Цын. — Мне очень жаль, что вы оказались в них втянуты.
— Ксении Ивановне что-то грозит? — напрягся Белочкин, на удивление переживая не о своей семье и о своей репутации, но о совершенно посторонней девушке.
— Сейчас — нет. Но вы правильно сделали, что не стали задерживаться. Удивительно только, что этот господин не проявился раньше.
Тянуло сказать, что проявился, а именно: приходил колядовать и даже оставил артефакт в том доме, но секрет был не моим, а Белочкина не стоило вмешивать больше, чем он уже вмешался. Боюсь, в противном случае, решит, что никакая лисицынская услуга не стоит проблем с волковским кланом. Или директора гимназий обязаны быть лояльными нынешнему губернатору, а значит, по определению имеют проблемы с его врагами? Но всё же я знаком показала Ли Си Цыну, что мне есть что добавить к словам Белочкина. Наверное, именно поэтому хозяин дома благодарил гостя так, что тот почувствовал себя неловко и очень быстро с ним попрощался.
Не успела за ним захлопнуться дверь, как я сразу выложила Ли Си Цыну и про колядки, и про артефакт.
— Елизавета Дмитриевна, нужно было немедленно мне сообщить, — прошипел Ли Си Цын. — Хорошо хоть ума хватило не трогать артефакт. Как поняли, что он следящий?
Я застенчиво пожала плечами, поскольку выдавать Мефодия Всеславовича было не в моих интересах: и без того уже Песцов знает, куда делся пропавший у Соболева домовой. Посвящать ещё одного его родственника было точно лишним. Ещё решат, что это теперь их семейный секрет.
— Меня всё больше удивляет решение Фаины Алексеевны, — неожиданно сказал Ли Си Цын. — Она никогда не была дурой, но её поведение в отношении вас умным не назовёшь. Или я чего-то не знаю.
Он буравил меня своими заплывшими глазками настолько пристально, словно хотел просверлить дырку и понять, что у меня внутри такого, что заставляет мою бабушку действовать во вред клану.
— Княгиня Рысьина очень любила моего отца и ненавидела мою мать, на которую я очень похожа, — наспех придумала я объяснение. — Возможно, просто даёт волю чувствам?