Гиперборейская чума
Шрифт:
– Евгений Феодосьевич… – начала было Хасановна, но он плюхнулся в кресло для гостей, хлопнул по подлокотнику так, что звук в панике заметался по комнате, и велел:
– Выкладывайте. Все.
– Э-э… – начал доктор. – Что-то слу…
Коломиец взглядом заткнул ему рот, но потом дернул щекой и коротко рассказал, что обнаружила утренняя смена охраны. Видимо, ночной смене досталось по полной выкладке. У одного из ребят клочьями выпадали волосы, а второй – бывший сержант-контрактник, прошедший Чечню без единой морщинки на лбу, – был вроде бы нормален, но все время куда-то искоса поглядывал, хихикая, и не замечал, что обмочился.
Просто чудо еще, что они не взорвали дом: газ на кухне был открыт, и лишь благодаря выбитой ураганом форточке его не скопилось достаточно…
Рассказать «ночники» не могли ничего.
Время от времени то там, то здесь с охраной происходили необъяснимые случаи. Скажем, в прошлом году в банке «Рос-стех» охранники вынесли и отдали кому-то мешок с тремя сотнями тысяч долларов; или в позапрошлом двое ребят из маленького агентства «Гиант», охранявшие реконструируемый домик, вдруг воспылали взаимной страстью и допустили кражу японских черных лаковых стеновых панелей на какую-то чудовищную, не укладывающуюся в голове сумму…
Теперь, похоже, пришла череда «Тимура».
Но «Тимур», потряс толстым пальцем Коломиец, это вам не «Гиант»… это вы не на тех напоролись…
Потом он отдышался чуть-чуть, вытер шею платком, спросил у Ираиды чего-нибудь этакого со льдом и устремил на Хасановну пристальный взор:
– Ну, а теперь – слушаю.
– Шварц, – покорно сказала Хасановна. – Дора Хасановна Шварц. Родилась в одна тысяча девятьсот восьмом году в Самарканде. Образование домашнее, высшее. В партии с двадцать четвертого. С января. В том же году, в феврале, прошла отбор и была зачислена в орготдел Рабкрина; в июне переведена в оперативный отдел на должность сотрудника. С декабря – комиссар оперотдела. В этом качестве с января двадцать пятого по декабрь двадцать седьмого исполняла роль лаборантки в «Лаборатории 5-зет». Затем курировала несколько программ Спецотдела ОГПУ. В тридцать четвертом году вернулась в орготдел и занималась общими вопросами обеспечения секретности перспективных исследований, а также теорией конспирации. С тридцать девятого по сорок третий находилась на нелегальном положении. В сорок третьем и сорок четвертом – в партизанах, с сорок пятого по сорок седьмой – в комиссии по реперсонализации. Затем до пятьдесят первого – секретарь комиссии по ликантропии. В пятьдесят первом осуждена по Ленинградскому делу, с этапа бежала и до пятьдесят восьмого вновь была на нелегальном положении – занималась мелиорацией в Узбекистане. С пятьдесят восьмого по шестьдесят четвертый возглавляла Первый отдел в Ташкентском НИИ синтетического волокна – на самом деле институт занимался кибернетикой, перспективными системами связи и проблемами государственного управления. Грохнули его вместе с Хрущевым… было такое московское «ОКБ-9бис», коллеги… большую телегу накатали, три папки вот такой толщины…
– Знакомое название, – сказала Ираида.
– Постой, племяшка, – отставил ее Коломиец. – После. А дальше-то что было, Хасановна?
– Дальше я недолго проработала у Королева, светлая ему память, а потом восстановили Спецотдел и вспомнили обо мне, и я туда вернулась. Но уже только на общие вопросы обеспечения секретности. И вот – до девяносто второго…
Коломиец набычил голову.
– Понятно. Это понятно. Вы мне вот что скажите, Дора Хасановна… вопрос непростой, но все же: вам, получается, девяносто лет. Выглядите вы на семьдесят, а здоровья – молодые позавидовать могут. Это у вас природное?
– Вопрос поняла. Я связываю это с лекарством, которое принимала в пятьдесят седьмом после несчастного случая на рытье канала. У нас работал один ученый таджик, Мурадов, бывший зэк. Он-то и спас мне жизнь, дав несколько капсул очень сильного стимулятора – «драконьей крови». Я выздоровела, хотя врачи поставили на мне крест. И до семидесяти лет вообще не чувствовала никаких изменений в организме.
– Вы виделись потом с этим Мурадовым?
– Да. Он даже некоторое время работал в нашем НИИ. Где-то через год его забрали в Москву.
– В «ОКБ-9бис», очевидно? – спросил Коломиец.
– Почему вы так решили, Евгений Феодосьевич?
– Потому что через несколько лет их директор необъяснимым образом помолодел…
Установилась некоторая тишина.
– Подождите, – вдруг задохнувшись, сказала Хасановна. – Я вспомнила. Я все думала, на кого похож этот вчерашний шаман. Если его подстричь…
– Мурадов? – подсказал Коломиец.
Хасановна кивнула.
– Никого не берет время… – Ираида вопросительно побарабанила пальцами по столу. – Перечисляю: Панкратов, шаман, директор Ященко… отчасти – Дора Хасановна…
– И я знаю еще одного, – сказал Коломиец задумчиво. – Чует мое сердце-вещун, что нам стоит с ним связаться…
Зазвонил телефон.
– Розыскное агентство «Аргус», – заученно произнесла Хасановна. – Говорите, пожалуйста, громче. Нет, он в отъезде. Я думаю, часа через три. По телефону? Нет, заказы мы принимаем только при личной явке. Таковы наши правила. Нет. Категорическое нет. До восьми вечера. Хорошо, я запишу…
Она что-то черкнула в блокноте, бросила трубку.
– Наглецы, – сказала она в пространство.
– Дядь Жень, – Ираида была настойчива, – ты глянь, как сплетается: нестареющий Панкратов, нестареющий шаман, действующая машина времени…
– Сплетается, племяшка, сплетается так, что уж и не разглядеть, где и что, – тяжело сказал Коломиец. – Не расплести… Вот в чем дело. Не расплести. А рубить – и боязно, и нечем.
– Нечем? – тихо спросила Ираида.
– Забунтовали мои тимуровцы… – Коломиец криво усмехнулся. – Не ожидал такой плюхи.
– Выгнали тебя? – вдруг понял доктор.
Коломиец кивнул:
– Развод, раздел и распил имущества…
– И… никто?..
– Трое со мной ушли. Фантомас, Бурчало да Нинка-Впотьмах…
– Бурчало… это Павлик? Он же дежурил сегодня! – вспомнила Ираида. – Это он облез?
– Он самый. Но вот, видишь – решился продолжать… Зацепило его за живое. Эх, не думал я, что так меня высушат…
– Подожди, – сказал практичный доктор. – Что же у нас остается в результате деления?
И Коломиец дотошно и честно перечислил то, что после раздела тимуровского имущества осталось в его ведении: конспиративная квартира в Сокольниках, два не слишком новых и не слишком шикарных автомобиля и два мотоцикла в отдельном, не при штаб-квартире, гараже, кой-какое оружие, законное и не очень, приличная сумма денег – и всяческие связи. Ну и, разумеется, имущество «Аргуса»… какой-то бес-хранитель толкнул его тогда в бок и нашептал, что все оборудование, завезенное сюда, следует в бумагах провести как проданное… а это еще тридцать тонн баксов…
– Так мы, может, поедем, а? – вновь попросил Марков. Кажется, ему не хотелось покидать этот дом.
– Давайте сделаем так… – начал было доктор, но снова зазвонил телефон – теперь у него в кармане.
Это был Крис. С голосом, не терпящим возражений.
Доктор выслушал его, молча сложил телефон, сунул мимо кармана, потом еще раз, потом попал.
– Где наш негр Вася? – спросил он Коломийца.
– В гараже, мабуть, где ж еще? Гарный хлопец, прижился, метет, моет, протирает… А что?