Гиперборейская чума
Шрифт:
– Понятно, понятно… А вы, Кристофор Мартович, позвольте узнать – тоже через научные исследования к этому пришли или природный дар имеете?
Крис пожал плечами:
– Не все ли равно?
– Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, – сказал генерал. – К его услугам прибегали… – он замолчал на секунду. – Очень многие. Я думаю, если вам понадобится что-то найти…
– Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, – сказал Илья Кронидович и встал. – Вы принимаете чеки? – спросил он Криса.
– Да, конечно…
– Сумму проставите
Панкратов повернулся и пошел к выходу из кабинета. У двери, уже подхваченный свитой, остановился, повернулся к Крису.
– Бомбу вы нашли. А самих террористов искать будете?
– Не умею, – сказал Крис. – Только неодушевленные предметы. Да и какой в этом смысл – ведь для следствия и суда мои показания только говорение слов?..
Панкратов как-то странно усмехнулся:
– Досадно, крайне досадно. Возможно, Петр Васильевич рассчитывал на большее?
– Найдем сами, – сказал, не разжимая зубов, генерал. – Обычными методами.
– Больших вам успехов, – усмешливо поклонился Панкратов и вышел наконец.
Крис несколько секунд сидел неподвижно. А потом в кабинет буквально ворвались доктор, Хасановна и за ними – Ираида.
– Кристофор Мартович! – почти закричала Хасановна. – Вы знаете, кто это был?
– Знаю…
– Панкратов!
– Да, Хасановна. Панкратов. Сам. Илья Кронидович. Вот мы с ним, наконец, и посмотрели друг на друга. Я ему понравился, и он возжелал меня купить… Петр Васильевич, а как бы нам попасть домой? Желательно поскорее.
– Сейчас распоряжусь… Что-то не так, Кристофор Мартович?
– Просто устал. Нельзя ли кофе – покрепче?
– Можно. Стас! Кофе принеси! Коньяку?
– Желательно…
Кофе был растворимый, но дорогой – и было его много. Жгучая коньячно-кофеиновая смесь с трудом проникала в спавшиеся извилины. Там она производила трудно предсказуемые действия.
Сильвестр не удержался и зевнул, забыв перекрестить рот. Терешков смотрел на Хасановну, не в силах убрать с лица выражение экзистенциального ужаса. А доктор вдруг понял, что держит в своей руке руку Ираиды. Ираида старательно глядела мимо всех. Глаза ее светились, и румянец со щек уже переползал на шею.
Знавшая о любви лишь по анекдотам да по «Гэндзи-моногатари», она только сейчас внезапно поняла, что такое непонятное распирало ее весь этот месяц…
Дома их ждала очень озадаченная охрана и пространная записка от Альберта Мартовича: «тамбовский вудуист» Рудик Батц умер в изоляторе Бутырской тюрьмы от гнойного менингита, развившегося вследствие открытых проникающих переломов верхней челюсти, вовремя не распознанных. Перед смертью, несмотря на шины и бессознательное состояние, он заговорил – и наговорил целую кассету, благо магнитофон, включающийся на голос, сработал. К сожалению, понять что-либо в его речи было невозможно: Рудик изъяснялся на неизвестном науке языке.
Такие феномены известны
Поэтому, собственно, «братец Майкрофт» и не принял участия в предутренних бдениях под Учинским водохранилищем.
Кассета с записью прилагалась.
Озадаченность охраны списали на этот визит. Ошибочно. Но ребята были вымуштрованные и сами с откровениями не лезли.
– Тут это… – Марков повозил костяшками по отросшей скрипучей щетине. – Поедем мы, Дора Хасановна. Ну, то есть…
– Мозгами помозговать нужно, – сказал Терешков и покраснел.
– Панкратова разоблачить бы… – потер Марков уголок рта. – Говоришь, ряху сытую сделал себе? Толстые сигары курит?
– Может, маскируется? – предположил Терешков.
– Ты добрый, Терешков, – сказал Марков зло. – И эта твоя доброта неконструктивна.
– Не потому, что я добрый. А потому, что… ну… надо бы потолковать с ним, разъяснить ситуацию…
– А я не знаю – чего мы ждем? Дора Хасановна, чего мы ждем? Мы что, не знаем, где находится Панкратов? Знаем. Что, он не захочет пропустить нас к себе? Не верю. Захочет…
– Отец Сильвестр не велел активничать, – напомнил Терешков. – Мировой катаклизм может быть.
– Да-да. Тихой сапой. По метру в год. Эх, ученые!.. – Марков стукнул себя свертком по раскрытой ладони. – Будем тихой сапой. Ну, может, поручения какие будут, а, Дора Хасановна? Сбегать куда? Так, чтобы без больших потрясений. За керосином не надо?
– Не за керосином, – сказал подошедший Крис. – Но – почти. В Хибины и обратно. Как вам такой маршрут?
– На мотоциклетках? – с готовностью отозвался Терешков…
ГЛАВА 15
Чуть освежась коротким сном и холодным душем, Крис вызвал машину и в сопровождении одного охранника уехал зачем-то в Остров, небольшой подмосковный поселок. Вскоре после его отъезда засобирался на службу и Сильвестр.
– Хорошо тут у вас, – сказал он с непонятной грустью. Потом вынул из-под рясы что-то продолговатое, завернутое в тряпицу, и подал доктору: – Вот. Долго сомневался, но решил вот – вам оставить. Мне-то он ни к чему. А вам… вдруг пригодится?
– Кадуцей? – уже поняв, что к чему, все же переспросил доктор.
– Он самый. Может, и знаете вы, да скажу: не самый добрый это символ. Видно, медики римские большими циниками были, что взяли его в покровители: означает он ключ к некоей двери: между живым и неживым, правым и неправым, добрым и злым. Прошедшим и грядущим… Бог римский Янус из кадуцея взошел. И крест, на котором Христа распяли, – тоже из кадуцея…
Он ушел, и в ту же секунду возник Коломиец – словно сработал свой трюк артист-трансформатор.