Гипотезы о происхождении языка
Шрифт:
Платон (428-348 гг. до н.э.), крупнейший философ-идеалист Древней Греции, автор до сих пор ценимого лингвистами диалога "Кратил, или о правильности имен", был сторонником теории установления, произвольности имен и невозможности с их помощью познать сущее, поскольку они не отражают его. В одном из своих последних писем он говорит: "Ничто не мешает, чтобы то, что ныне называется круглым, было названо прямым, и прямое – круглым; и у тех, кто произвели эту перестановку и называют навыворот, имена отнюдь не будут менее прочными"'.
Около 387 г. Платон организовал
Основная форма произведений Платона – диалог. В соответствии с этим "Кратил" построен так, что сначала Сократ – любимый учитель Платона и выразитель авторских идей во всех платоновских диалогах – переубеждает Гермогена, сторонника имен "по установлению", и Кратила, ратующего за "отприродность" имен. Затем Сократ соединяет обе точки зрения, объяснив, как установители создают правильные и неправильные имена.
Сократ подводит вопросами Гермогена к тому, что всякая вещь имеет свою устойчивую сущность, независимую от нас. Когда мы что-либо делаем с вещами, то мы должны свои действия (резать, жечь, ткать) согласовывать с природой вещей, иначе не добьемся успеха. Но говорить – то же действие, и оно будет успешным, если человек говорит так, как свойственно природе вещи.
Здесь Сократ слишком прямолинейно отождествляет предметные действия с речевыми. Последние имеют принципиально другую природу: они символичны и посредством словесных знаков выражают и описывают любые физические действия, их нельзя рассматривать в одном ряду с предметными действиями, как нельзя переносить свойства вещи на изображение ее в зеркале.
Поскольку Платон против "природной" теории имен, постольку он, видимо, специально разрешает Сократу делать искусственные натяжки в аргументации в защиту этой теории, чтобы, так сказать, ее скомпрометировать.
Следующий шаг в доказательстве Сократа – переход от "говорить" к "именовать", которое является частью действия "говорить". А так как все действия имеют свою собственную природу, независимую от нас, но зависимую от природы вещей, над которыми эти действия совершаются, то и именование должно совершаться не как мы пожелаем, а по природе данной вещи. Здесь Сократ опять допускает логическую натяжку, отождествляя именование в составе речи, когда человек пользуется уже готовыми словами, с именованием как созданием новых слов, к чему он дальше и переходит.
Но предварительно Сократ использует еще одну аналогию: он сравнивает имя с орудиями ремесленников – с буравом, с челноком ткацкого станка – и делает вывод, что имя есть некое орудие поучения и разбора сущности. Сподобным представлением об имени Платон настойчиво боролся, не признавая за языком роли средства познания мира. Прекрасно использовать орудие, продолжает Сократ, можно только тогда, когда оно изготовлено тем, кто хорошо владеет своим искусством. Так и установление имен может осуществлять не всякий муж, а обладающий способностями законодателя, творца имен. Только он способен вложить в буквы и слоги образ имени, от природы присущего всякой вещи.
Разъяснив Гермогену, что свойства челнока и бурава определяются природой той работы, для которой они предназначены (ткать, буравить), и что создатели этих орудий имеют это в виду, когда воплощают их образ в дереве или железе, Сократ утверждает, что имена свойственны вещам от природы, а роль законодателя состоит лишь в том, чтобы видеть образы этих имен и воплощать их в буквы и слоги. Здесь Сократ, во-первых, ушел от собственной аналогии,
Слова Сократа о том, что если законодатель хочет быть настоящим уотановителем имен, то он должен уметь создавать и устанавливать все имена, явно предназначены для того, чтобы вызвать недоумение читателя: ведь чтобы установить все имена, законодатель прежде должен познать сущность всех вещей и соответствующие образы имен, что, конечно, не по силам никакому законодателю.
Далее аргументация Сократа за "природность" еще более компрометируется, когда он объясняет, как были установлены те или иные имена. Основные приемы здесь – добавление или отнятие букв. Так, законодатель прекрасно создал слово "/fcra" для обозначения буквы /3, добавив к ней еще три буквы «, г, а и нисколько не повредив ее природе. Имя Diphilos (Дифил) было создано из двух слов Dii и philos (вдвойне любимый) путем отбрасывания второго i в слове Dii. Слово "хорошее" Сократ выводит из слов "удивительное" и "быстрое". Эти в свою очередь выводимы из других слов. И так можно дойти до исходных элементов, до первых имен.
В качестве источников первых имен не могли быть звукоподражания, рассуждает Сократ, так как подражание скоту, петухам и прочим животным вовсе не означает их именования. Все же, скажем мы, звукоподражательный принцип будет в дальнейшем широко применяться в гипотезах о происхождении языка. Если имя показывает сущность вещей, то оно не может подражать их звукам, а должно отражать их существенные свойства.
Подобно тому, считал Сократ, как алфавит состоит из букв (в европейской традиции звуки и буквы не различались вплоть до XIX в.), из которых складываются слоги, слова и словосочетания, так и все сущее делится на элементы, из которых можно выделить исходные или объединить их в виды. После этого надо соотнести буквы алфавита с вещами, с их свойствами. Буква р (в латинской транскрипции г), например, показалась установителю имен орудием движения, она подобна порыву и язык при ее произнесении приходит в сильное сотрясение. Движение эта буква выражает в таких словах, как rein (течь), tromos (дрожь), trechein (бежать) и т.п. Буква г(йота) использовалась установителем для всего тонкого, что может пройти через все. Буквы ‹р (фи), |Д(пси), о (сигма) и ? (дзэта) имеют характер дуновения. Поэтому установитель использовал их для называния всего вздутого и всякого трясения. Для сжатия больше всего подходят 8 (дельта) и г (тау), а скользящая буква Л (лямбда) – для всего гладкого, лоснящегося и т.п. Большие буквы А (альфа) и Н (эта) установитель использовал для именования большого и длинного, а О – для круглого. Комбинируя буквы в слоги, а слоги в слова, законодатель также шел путем подражания сущностям вещей.
Кратил, сторонник "отприродности" имен, довольно быстро соглашается с Сократом, что без установления и обычая именам не обойтись.
Установители имен, как и художники, могут быть более или менее способными. Если художник воспроизвел все подходящие цвета и формы, то картина получилась прекрасной. Если же он что-то пропустил, а что-то добавил, то картина исказится. Так и установитель имен мог пропустить некоторые буквы, другие – добавить. В результате имя будет создано неправильно. Однако и неправильные имена показывают вещи, но не благодаря сходству с ними, а по обычаю. Последний толкуется в том смысле, что люди понимают друг друга и тогда, когда пользуются неправильными именами. И все же для имен лучше, когда большинство их букв являются сходными с вещами, и плохо – в противоположном случае. В этой связи Сократ отвергает соображение о договоре между людьми, называя его грубым, а в первой части диалога, говоря о законодателе, он утверждает, что установление имен, как акт, не могло быть делом первых ничтожных людей.