Гирей – моё детство
Шрифт:
– И опять в долг?… Ну пойдём, потрясу по сусекам…
Михалыч смотрел им в след и удивился увиденному и пришедшей на ум: одна пчёлка – трудяга, второй – стрекоза… точнее, стрекозёл… К этому разнообразию людей привыкаешь, и делается скучно. Почему?
Люди, не имеющие развития, становятся настолько понятными и привычными, что их не замечаешь.
Как утверждает Лёха Маслов: «Все люди разные: у кого-то прыщ на заднице, у других кадык на горле». Но это не относится к
– Женщины – игрушки, для развития мужского ума. Отсутствие ума превращает мужика в игрушку у женщины… как Саню Козюлю. Бабы – пустое место, плод воображения мужиков при спермотоксикозе, когда безгрудая и на каркалыгах видится королевой. Бабьё – это грязюка на теле мужика.
Был бы Лёха серьёзным человеком, а не отрыжкой природы, можно было бы ответить по-мужицки, а так посмехуялись и разошлись… Ему не докажешь – для него своя сопля солонее, чем у других.
Дурак – понятие расплывчатое. Он обладает множеством способностей или по-другому – многогранен. Дурак всегда раб своих желаний, но никогда не будет рабом чужих желаний. Он согласится с чужой удобной для него мыслью, но не подчинится ей. Над дураком бессмысленно смеяться – станешь придурком.
А вот над идиотизмом необходимо смеяться, тогда он не прилипнет и не одолеет.
Взлетают, чтобы парить высоко в небе или чтобы упасть. Но Лёха никогда не будет парить и никогда не упадёт – он не способен взлететь.
Рассказывают. Когда Лёха был немножечко женат, сидит он на завалинке, читает «Правду». Подходит жена.
– Лёш, надо дойти до магазина, после вчерашнего дождя вся моя обувь сушится.
– Возьми мои галоши…
«Вот сучонок!» – молча злится жена.
– Кстати, где вчера тебя черти вечером носили?
– Ты тоже заметила чертей?
«Пора не замечать… надо заканчивать с этакой жизнью, похожей на сон», – думает жена, напяливает в последний раз мужнины галоши и топает до магазина.
Слабый «тиран» – он домашний тиран.
Анекдоты о гирейцах от Саши Козюлина
– Навстречу телепается Лёха – обиженный, синяк под глазом, спрашиваю: «От кого обломилось?» – «От Зинки… говорили, что весь Гтрей переспал с ней…» – «И ты видел очередь?» – «Нет… но получил ответы на поставленный вопрос». – «Вывод? Значит не весь Гирекй, а только определённая Зинкой часть».
– Лёха – тот ещё философ, не понимающий истинных вечности и мгновения… и с трудом понимает, что такое работа. Вечность для него – это часы трудового дня, мгновения – дни отпуска.
– Ваня Рубцов и Витя Суслов в железнодорожном «красном уголке» смотрели телевизор: на экране выступал круглолицый с бородавками. Гирейцы смеялись, разбрызгивая слёзы. Вдруг им заламывают руки и выводят из помещения: «Чё смеётесь над товарищем Хрущёвым?» – «Вань, я же говорил, что это не Райкин». – «Во, Витёк, лажанулись… жаль, не досмотрели до конца… Хряк среди свиней – умора».
– Приходит к Ване Голикову страховщик: «Товарищ Голиков, давайте я вас застрахую». – «А не пошёл бы ты сам без страха к нему…»
Воспоминание прошлого
Всматриваясь в себя до пятилетнего возраста – находишь комок страхов. Один из них – страх темноты, который помню, каким образом появился. В девятимесячном возрасте, как сейчас помню, активно и шустро ползал и всегда натыкался на невидимые мной преграды, набивая шишки. Поэтому убирали все преграды на моём пути (может быть, зря – возможно, в том возрасте смог бы увидеть действительность, как она есть, а не обманывать себя абсолютной свободой).
В тот памятный день одна из сестёр, следившая за моими движениями, собрала невостребованные стулья и поставила их в соседнюю комнату, прикрыв дверь.
Меня увлекла полоска света за дверью. Толкнул дверь – она легко поддалась, и полоска света увеличилась. Когда она закончилась, раздался грохот, стало темно и страшно.
Кричал как резаный, рассказывала мама… Каким образом мне удалось приоткрыть дверь и заползти в неосвещенную комнату – никто не видел. Мой крик, падающие стулья и вновь закрытая дверь предупреждали: возможно, мой крик из-под вороха стульев (позже мама допытывалась, которая из «трёх» додумалась штабелировать стулья – призналась, как всегда, старшая, получив очередную взбучку).
После охов и ахов и безответственных вопросов «Что делать?» мама решила вопрос «Как делать?»… Вручила фонарь самой младшей, послав с улицы посветить в окно, оценить обстановку: стулья упали мимо меня, и дверь можно было приоткрыть, не поранив меня… и меня освободили от темноты и страха. Страх темноты застрял во мне пронзительным криком… а маме было легко «загонять» меня с улицы до наступления темноты. Проснуться ночью– находиться в страхе до просветления: каждый звук вырисовывался в ужасную картинку.
Героическое преодоление страха темноты длилось до двенадцати лет… была влюблённость… и этот страх пропал сам собой, но ещё с десяток лет неожиданно появившаяся темнота отдавала испуганной дрожью.
Взгляд из будущего
В школьные годы интуитивно протестовал против любого воспитания… Не вникая в суть воспитания, мне хотелось и нуждался в самовоспитании… и это ощущение было с тех пор, как себя помню.
И когда в три года забредал по улицам Гирея в неизвестные мне закоулки… и выбирался самостоятельно из них, возвращаясь домой… До сих пор, в крайнем случае, задаю вопрос прохожим в неизвестном мне городе: «Как пройти?..»
И когда в пять лет, без чьего-либо присмотра, переплыл Кубань… испуг пробрал на том берегу – люди на пляже виделись далеко и, казалось, не заметили моего «подвига». Но самое существенное – преодолеть страх и из одиночества вернуться на свой берег, сохранив силы, доплыть до него.
И когда в шесть лет Василий Иванович дал задание написать строчку параллельных чёрточек и показал на доске, как это должно было… параллельные понял как пересекающиеся – так и написал.
Проверку начал с меня…