Гитлер и стратегия блицкрига

Хиггинс Трумбулл

Наконец, сытый по горло тем, что Гитлер отдает приказы командующим группами армий в России в обход его, Браухич 17 декабря подал прошение об отставке. Даже признавая огромную политическую необходимость в козле отпущения, учитывая надвигающуюся катастрофу в России, Гитлер принял отставку 19 декабря. После некоторых колебаний относительно замены Браухича фюрер принял решение выбрать себя на роль полководца, военачальника, тем самым доведя до катастрофического завершения фатальный процесс, начатый еще Веймарской конституцией, понижения Верховного командования армии до уровня практического бессилия.

Никоим образом не заботясь о военных последствиях назначения любителя с политическим складом ума главой вооруженных сил одного

для трех родов войск, Гитлер объяснил сомневающемуся Гальдеру, что такие «пустяки», как оперативное командование армией, является задачей, которую способен выполнить кто угодно. Однако Гальдер после длительных размышлений решил еще некоторое время потянуть на должности начальника штаба в надежде максимально ограничить ущерб. Самой важной функцией Верховного главнокомандующего армией, по мнению Гитлера, являлось обучение армии в духе национал-социализма. Поскольку Гитлер не знал ни одного генерала, который мог бы взять на себя этот важнейший аспект оперативного командования, ему пришлось заниматься этим лично. При таких обстоятельствах неудивительно, что генерал-лейтенант Хойзингер, руководитель оперативного отдела ОКХ, вскоре стал жаловаться на то, что хаос в Верховном командовании усиливается ежеминутно.

На следующий день, 20 декабря, пока нацисты публично призывали собирать зимнюю одежду для армии в России, генерал Гудериан посетил Гитлера в его угрюмом штабе, метко названном «Волчье логово», в Растенбурге (Восточная Пруссия). Он хотел сделать очередную попытку убедить фюрера в том, что армия в России чрезвычайно устала и подвергается серьезным опасностям.

Гитлер заверил своего танкового генерала, что хорошо знает и глубоко впечатлен страданиями своих солдат на фронте. «Поверьте мне, все видится яснее, когда смотришь с большого расстояния», — сказал фюрер.

Все, чего добился Гудериан, предложив Гитлеру заменить его штаб людьми, имевшими опыт полевых операций и знающими условия России, — ярость фюрера. Названный фюрером трусом за безрассудную храбрость, Гудериан через неделю был смещен с поста командующего 2-й танковой армией в результате нового отступления без разрешения завистливого вышестоящего командира фельдмаршала фон Клюге. Так создатель германского танкового рода войск, которого, как писал Вальтер Герлиц, русские боялись больше, чем любого другого танкового командира, вернулся в рейх дискредитированной и бессильной жертвой первого германского поражения на земле во Второй мировой войне.

После принятия отставки по состоянию здоровья командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока 20 декабря Гитлер отдал приказ всей группе армий, разбросанной по обширной местности перед Москвой. Центральная группа не должна отступить ни на шаг. Каждый человек должен сражаться там, где он стоит. Как Рейхенау на Украине, новому командиру — фельдмаршалу фон Клюге — вскоре все равно пришлось отступать, но Клюге подставил еще одного из своих подчиненных — танкового генерала Эриха Гепнера — под увольнение из армии за неподчинение приказу фюрера. Пожалуй, только Гальдер понимал, что войска просто не могут продержаться при температуре 30 градусов ниже нуля. В следующем месяце он записал в своем дневнике, что «такое командование приведет к уничтожению армии».

Отношение военных к приказам Гитлера, отданным армии в России, занимать самые передовые позиции любой ценой было неоднозначным. Сам фюрер утверждал, что «генералы должны быть жесткими, безжалостными людьми… такими, как имеются у меня в партии. Это солдаты, которые умеют навязывать свою волю». Генерал Курт фон Типпельскирх заявил, что приказ Гитлера удерживать русские города, даже оказавшись в советском окружении, был «великим достижением фюрера. В критический момент войска помнили, что они слышали об отступлении Наполеона из Москвы, и жили под тенью этого воспоминания. Если бы началось отступление, оно превратилось бы в паническое бегство».

Противоположным

было мнение Рундштедта. Он считал, что «именно решение Гитлера об оказании жесткого сопротивления стало главной угрозой. Она бы не возникла, если бы он позволил временно вывести войска». По этому поводу сам Типпельскирх признавал, что такая политика зимой «разрушила люфтваффе». Самолеты в зловещем ожидании Сталинграда использовались для переброски припасов окруженным частям, находящимся в ужасающих условиях. Более того, жесткая политика Гитлера «ни шагу назад» оказалась весьма дорогостоящей в плане потерь, даже если занятые города удавалось удержать. Гитлер убедил себя, что его судьбоносное заимствование советской политики не допускать отступления, как раз когда Сталин был близок к отказу от нее, было подтверждено выживанием немецкой армии в первую ужасную зиму в России.

Напомним, что приказ Гитлера от 8 декабря остановить наступление в России исключал осажденную советскую военно-морскую базу Севастополь в Крыму. Поэтому, несмотря на отступление немецкой армии в Центральной России, 17 декабря, на три недели раньше графика, 11-я немецкая армия начала наступление на Севастополь. Ставка приказала перебросить в Севастополь морем новые резервы с Кавказа, и в конце декабря за этой временной мерой последовала высадка двух целых армий в слабых местах на Керченском полуострове, чтобы отвлечь внимание немцев от Севастополя. Хотя небольшая 11-я армия Манштейна, с немалыми трудностями, сумела отрезать эти армии на Керченском полуострове, советские амфибийные операции все же ослабили немецкие атаки на Севастополь, и к концу декабря Манштейн, будучи реалистом, признал невозможность захвата исторической русской крепости, по крайней мере в тот момент.

Прибытие более 20 сибирских дивизий для участия в зимнем контрнаступлении русских стало возможным, когда советское правительство осознало, что, несмотря на концентрацию японских войск в Маньчжурии, действительные устремления японцев направлены в другую сторону. Имея полную и достоверную информацию из Токио от своего великолепного агента Рихарда Зорге, советское правительство почти наполовину сократило свои войска в Дальневосточном регионе в период между мартом 1941 года — весной 1942 года, когда ожидалось нападение японцев после завершения амбициозных проектов Токио на Тихом океане. К моменту провала и ареста Зорге в октябре 1941 года советское правительство уже было убеждено в том, что японцы недовольны ходом немецкой кампании в России.

В действительности в начале октября генерал Хидеки Тойо, которому предстояло вскоре стать японским премьером, уже проинформировал немцев о том, что операция «Барбаросса» была ошибкой, и предложил перенаправить наступление немцев с России на предпочтительную для японцев цель — Британскую империю. В середине ноября японцы были предупреждены немецким военным атташе в Токио не рассчитывать на успех «Барбароссы». В свою очередь, немецкий атташе был вынужден ответить на настойчивые вопросы японских военных относительно вероятности немецкой вооруженной поддержки в случае японо-американской войны. Японцы получили 29 ноября утвердительный ответ министра иностранных дел Риббентропа относительно полной немецкой вооруженной поддержки в случае войны с Америкой, хотя одновременно Риббентроп признал, что немецкая кампания в России, может быть, еще не завершится в 1942 году. На следующий день Токио предупредил Берлин, что разрыв с Соединенными Штатами неизбежен, и добавил к этой мрачной перспективе обещание встретить любую, теперь в высшей степени маловероятную, советскую атаку полноценным сопротивлением. Тот факт, что намерения японцев в отношении России на Дальнем Востоке оставались исключительно оборонительными, снова был доведен до немцев 6 декабря, когда Токио объяснил, что не станет даже захватывать советские суда, везущие американские поставки по ленд-лизу во Владивосток.