Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945
Шрифт:
В эти тревожные дни все сотрудники разведывательно-аналитического управления работали сутками, не покладая рук, до полного изнеможения. Гелен разделял с нами все тяготы и невзгоды. Но было уже слишком поздно: военная разведка уже ничем не могла помочь немецкому командованию. Фронт в полосе наступления русских рухнул, командные пункты были уничтожены, офицеры связи попали в плен или бродили где-то, стараясь уйти от опасности и пробиться к своим. Обстановка на фронте менялась так быстро и радикально, что мы потеряли всякий контакт с ведущими бой немецкими частями и не имели ни малейшего представления о реальных событиях. Крупные воинские соединения, с которыми у нас всегда сохранялась устойчивая связь, постоянно куда-то пропадали, будто вовсе исчезали с лица земли. В конце концов Гитлер распорядился о направлении железнодорожным транспортом в район боев значительных подкреплений, однако когда эти войска прибыли к месту назначения, то обнаружили, что уже сами находятся в тылу русских. На пятый или шестой день наступления передовые отряды Конева достигли Верхнесилезского промышленного бассейна,
В связи с назначением меня помощником генерала Гудериана я 20 января покинул управление Гелена. В качестве последней услуги, оказанной мною Гелену, я перевез его семью из Саксонии в Баварию. Генералу уже было известно: по решению Ялтинской конференции Саксония после войны должна была войти в зону советской оккупации Германии. Но и после ухода из разведывательно-аналитического управления я встречался с Геленом на рабочих совещаниях в кабинете Гудериана почти ежедневно до тех пор, пока Гитлер не снял их обоих с должностей и не упразднил службу Гелена.
Однажды, когда я предавался воспоминаниям о счастливых днях совсем недалекого прошлого, ход моих мыслей нарушил Гудериан, объявивший о предстоящем втором совещании у Гитлера. Вскоре после полуночи в дождливом и холодном феврале мы выехали из Цоссена в Берлин. Далекий горизонт был освещен заревом пожарищ. Никто не проронил ни слова, все были молча погружены в невеселые думы, особенно Гудериан. Скоро мы свернули с Герман-Геринг-штрассе на узкую дорогу, ведущую к убежищу фюрера. В эту ночь меры безопасности были еще более строгими. На каждом углу стояли часовые с автоматами и ручными гранатами у пояса. Один из них сопроводил нас с автостоянки до входа в убежище и передал другому охраннику.
Строительство этого подземного убежища началось во дворе имперской канцелярии лишь в 1944 г., когда подвальные помещения непосредственно под зданием самой канцелярии были признаны ненадежными и не обеспечивающими полной безопасности фюрера и его ближайших сподвижников. Строительство велось в большой спешке и так и не было доведено до конца.
Мы спускались, казалось, по бесконечным ступенькам между голыми и холодными бетонными стенами. Внизу нас встретил тот же самый офицер СС, проверявший наши документы в полдень. Мы снова сдали личное оружие и стояли, стараясь сохранять непринужденный и довольный вид под пристальными взглядами дрессированных охранников. Затем нам позволили пройти в приемную, где Кальтенбруннер любезно приветствовал Гудериана и сообщил, что Гитлер уединился с Борманом. Через несколько минут в дверях появился Борман и пригласил Кальтенбруннера пройти в кабинет Гитлера. Наблюдая за Кальтенбруннером, я старался обнаружить причину моей острой неприязни к этому человеку. Возможно, какую-то роль играла при этом его наружность. Грубые черты лица свидетельствовали о жестокости, и, если бы не шрам от дуэли, указывающий на его студенческое прошлое, любой бы сказал, что он скорее похож на грузчика. Почти двухметрового роста, широкоплечий, с лопатообразными руками, он обладал значительной физической силой, и я всякий раз трепетал, когда он пожимал мне руку. Австриец по рождению, Кальтенбруннер сделал головокружительную карьеру благодаря своему политическому фанатизму, беспощадной жестокости и склонности к интригам.
В описываемый момент Кальтенбруннер являлся главой могущественного Главного управления имперской безопасности (РСХА), объединявшего под своей крышей как уголовную, так и политическую полицию, или гестапо. Его восхождение к вершинам власти началось после покушения на Рейнхарда Гейдриха. В период между приходом Гитлера к власти и началом Второй мировой войны обергруппенфюрер СС Гейдрих, заместитель рейхсфюрера Гиммлера, сумел полностью починить собственного шефа своему влиянию. В то же время ни для кого не было секретом, что Гиммлер всегда поступал так, как хотел или рекомендовал Гейдрих. Но в первые годы войны некоторым людям из окружения Гиммлера, и в первую очередь Вальтеру Шелленбергу и Отто Олендорфу, удалось в какой-то мере дискредитировать Гейдриха в глазах Гиммлера, уменьшить его влияние. Однако Гейдрих смог заручиться поддержкой самого фюрера, который даже назначил его имперским протектором Богемии и Моравии, где он в 1942 г. был убит бойцами чешского движения Сопротивления. Когда Гиммлеру понадобилось подобрать кандидатуру на ставший вакантным пост начальника РСХА, он не захотел выдвигать на эту должность кого-либо из кадровых работников своего аппарата, опасаясь повторения истории с Гейдрихом, который с течением времени превратился в опасного соперника в борьбе за власть. Поэтому выбор Гиммлера пал на Кальтенбруннера, тогдашнего руководителя СС и полиции Верхней и Нижней Австрии.
На первых порах Кальтенбруннер проявлял сугубую осторожность и старался казаться послушным орудием Гиммлера. Затем постепенно он начал плести интриги, искусно используя в своих целях взаимную неприязнь Геббельса, Гиммлера и Бормана, постоянно боровшихся между собой за благосклонность Гитлера. Раньше к этой группе примыкал и Геринг, но его престиж был настолько подорван серьезными провалами в действиях военно-воздушных сил, что ему уже было не под силу тягаться с троицей на равных. Каждый из трех соперников непрерывно строил козни с целью очернить остальных двоих перед фюрером. Поэтому Борман счел нешуточной угрозой своему положению в партийной иерархии назначение Гиммлера в 1944 г. на должность командующего группой армий и начал открыто наращивать собственную военную мощь. Борман решил для противодействия растущему влиянию Гиммлера использовать Кальтенбруннера, которого начал постепенно и исподволь вводить в круг ближайших доверенных
Мои размышления и воспоминания были прерваны совместным появлением Гитлера, Бормана и Кальтенбруннера. Коротко обменявшись приветствиями, мы все направились в совещательную комнату, небольшое, довольно пустое помещение с серыми крашеными стенами, со скамьей у одной из них, большим столом для карт и единственным стулом. Присутствующих было немного, и Гитлер сразу попросил Гудериана доложить обстановку на востоке. Начальник Генерального штаба решил воспользоваться редкой возможностью и еще раз попытаться убедить фюрера в целесообразности осуществления плана, позволяющего сдержать продвижение русских. Говоря твердо и решительно, он начал с главной темы — нависшей над Берлином угрозы. Он особо подчеркивал, что от судьбы Берлина зависит, выстоит ли Германия или потерпит поражение, настаивал на необходимости отвести угрозу, выиграть время и дать возможность миллионам немцев с восточных территорий спастись от наступающей Красной армии, не щадящей гражданское население.
После короткой паузы Гитлер холодным, безучастным тоном спросил о силе русских передовых частей, продвигающихся к Берлину. Как доложил генерал Гелен, по личному составу русские превосходили немецкие войска в пять раз; в танках, артиллерии и в обеспечении боеприпасами это соотношение было еще более неблагоприятным для германской стороны. Докладывая, Гелен начал раскладывать карты, но Гитлер остановил его нетерпеливым движением руки.
В этот момент Гудериан выступил со своим предложением, касающимся флангового удара из Померании, который являлся составной частью общего плана предотвращения катастрофы. Для этого, по мнению Гудериана, следовало осуществить следующие меры: вывести из Курляндии в Германию две попавшие в окружение армии, собрать в кулак все имеющиеся в Третьем рейхе и в Италии воинские резервы и срочно перебросить их в Померанию, направить туда же 6-ю танковую армию СС под командованием Йозефа Дитриха (наиболее боеспособное танковое соединение Германии), хотя это и ослабляет немецкие позиции на западе. С этими 30–40 дивизиями и полутора тысячами танков Гудериан намеревался нанести удар из Померании в южном направлении и из района Глогау в северо-восточном направлении, надеясь таким путем отвести непосредственную угрозу Берлину и создать мощный оборонительный рубеж на линии укреплений вдоль старой немецко-польской границы, составлявших основу так называемого Тирштигельского вала. Нужно, мол, все поставить на эту последнюю и единственную карту. Гудериан уже говорил со страстной убежденностью, не обращая внимания на неодобрительные жесты фюрера, выражавшие его несогласие с доводами начальника Генерального штаба сухопутных войск. Свои аргументы Гудериан подкреплял диаграммами, схемами, выкладками, числами, подготовленными сотрудниками управления Гелена на основании данных, полученных в результате обработки агентурных донесений, опроса военнопленных и перебежчиков, а также средствами воздушной разведки.
Сжав ладони и тупо уставившись на разложенные перед ним карты, схемы и диаграммы, Гитлер продолжал хранить молчание. Гудериан просто уже выбился из сил; он глядел на фюрера, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но напрасно. Молчание затягивалось и становилось мучительным, тишину нарушали лишь глухие взрывы авиационных бомб. Затаив дыхание, я ожидал решения судьбы населения восточных германских территорий. Гитлер медленно поднялся, сделал, прихрамывая, несколько шагов, уставившись невидящим взглядом в пространство. Затем он внезапно остановился и холодно распрощался с нами, так и не высказав своего отношения к только что услышанным предложениям Гудериана. С Гитлером остался Борман. Жребий был брошен.
Глава 4
Генералы и люди Гитлера
Принимая решение, Гитлер проигнорировал предложения своего Генерального штаба. На самом деле степень его доверия к рекомендациям генералов была настолько мала, что он 6 марта 1945 г. отстранил Гудериана от должности начальника Генерального штаба, а разведывательно-аналитическое управление Гелена сократил до размеров небольшой группы, неспособной эффективно выполнять сколько-нибудь полезную работу. Двадцать две дивизии 16-й и 18-й армий в ожидании своей участи продолжали топтаться в Курляндии, полностью отрезанные от сухопутной связи с Германией. Самая боеспособная 6-я танковая армия СС и еще несколько дивизий, снятых с Западного фронта и выведенных из Италии, были переброшены в Венгрию, а не в Померанию, где немецкие войска с трудом сдерживали намного превосходящие силы противника. В итоге на территории между озером Балатон и Будапештом было сосредоточено 1200 танков для запланированного немецкого наступления, не имевшего никакого смыла и значения ввиду смертельной угрозы, нависшей над Берлином. Помимо 6-й танковой и 6-й общевойсковой армий, вместе образовавших группу армий «Балканы» под командованием генерала Дитриха, здесь же находились кавалерийский полк и части 3-й венгерской армии. Гитлер намеревался ударом в южном и восточном направлениях вернуть территории от города Печ до впадения Дравы в Дунай, снова включить Будапешт в общую немецкую линию обороны и превратить Дунай на всем протяжении до слияния с Дравой в становой хребет германского защитного вала в Венгрии. А в Померании тем временем с немецкой стороны в наступлении участвовали серьезно обескровленная 3-я танковая армия, отдельные соединения 11-й общевойсковой армии и не более 500 танков.