Гитлер
Шрифт:
За годы своей полубродячей жизни он приобрел привычку поздно ложиться и поздно вставать. Поднимался обычно не раньше полудня, в постель отправлялся после двух часов ночи. Нетрудно представить себе, какими последствиями подобный режим оборачивался для действия государственной машины.
Ситуацию усугубляли также его частые отъезды. «Охота к перемене мест» осталась у фюрера с периода «борьбы», когда он колесил по всей Германии, выступая с речами и поддерживая контакты с руководителями и рядовыми членами партии. Так продолжалось примерно до 1936 года, когда были завершены работы по обустройству дома в Оберзальцберге. Впрочем, стройка там так никогда и не останавливалась – постоянно сооружались все новые объекты: дороги, служебные помещения, дом для гостей, казарма СС, знаменитое «Орлиное гнездо» Кельштейна, а после 1944
В поездках он всегда останавливался в одних и тех же гостиницах. В Нюрнберге это был «Дойчер Хоф», в Веймаре – знаменитый «Элефант», в Аугсбурге – «Драй Морен», в Ротенбурге «Эйзенхут», в Штутгарте – христианский хоспис (где ему, как Гитлер однажды с иронией заметил, на ночной столик неизменно клали Библию), в Гамбурге – «Атлантис», в Рейнской области – «Дреезен», близ Годесберга, в Вене – «Империал». В Берлине он всегда жил в «Кайзерхофе».
Гитлер любил захаживать в деревенские трактиры и посещать исторические места. Однажды он сравнил свои переезды с обыкновением немецких императоров подолгу гостить в разных областях рейха. Это позволяет сделать по меньшей мере два вывода: один о его желании поближе узнать, чем живут немецкие земли, второй – о том месте, которое он сам себе отводил в немецкой истории.
В этих передвижениях фюрера повсюду сопровождал эскорт из целой колонны черных «мерседесов». Гитлер обычно садился рядом с водителем – если только вместе с ним в машине не ехал какой-нибудь важный гость. В этом случае он занимал заднее левое сиденье. Если он сидел впереди, за ним устраивался кто-нибудь из помощников, передававший Гитлеру все, что могло тому потребоваться. Рядом с этим человеком, как правило, сидел старший адъютант фюрера, а за ними – сопровождающие лица. За машиной следовал автомобиль личной охраны СС, следом – автомобиль уголовной полиции, дальше – машины с адъютантами, дежурным врачом, начальником партийной канцелярии, помощниками Геринга и Риббентропа и т. д. В хвосте пристраивались представители прессы, в том числе одна машина с радиоустановкой, и автомобиль секретарей. В случае длительных переездов к кортежу присоединялась машина с запасом продовольствия. Таким образом, повсюду, где бы он ни появился, фюрер мог продолжать исполнение своих обязанностей.
В трех домах, занимаемых Гитлером, образ его жизни немного разнился. Любимым его городом оставался Мюнхен, который он называл «городом движения». В Мюнхене он по утрам (то есть около полудня) читал газеты, телеграммы и документы, которые Шауб клал ему на ночной столик. Около часу дня фюрер приходил в мастерскую к своему архитектору Паулю Людвигу Троосту, где детально знакомился с моделями новых построек. Иногда он приводил с собой Альберта Шпеера, которого впоследствии назначил архитектором Берлина и которому поручил сооружение партийных зданий в Нюрнберге. Трост умер в 1934 году; его, после нескольких временных вариантов, сменил профессор Гислер. Гитлер сохранил очень хорошие отношения с вдовой Троста.
Время с 14 до 15 часов он проводил с близкими ему людьми в ресторане «Остерия Бавария», где для него в уголке сада держали столик. Фюреру подавали одно из вегетарианских блюд, например его любимые равиоли, однако он никогда не вынуждал остальных следовать собственным привычкам, хотя порой называл их «пожирателями трупов». После еды он наносил несколько визитов – деловых или личных, после чего возвращался домой, на Принцрегентштрассе. Ева Браун вначале проживала в одной квартире с сестрой, позже Гитлер приобрел для нее виллу в Богенхаухене, неподалеку от дома фотографа Гофмана. Он никогда не появлялся на людях в ее обществе.
Дни он проводил либо в «Карлтон-Тештубене» на Бреннерштрассе, либо в кафетерии Дома немецкой культуры, построенного по его заказу Тростом в 1933 году. Иногда захаживал в гости к гауляйтеру Мюнхена Адольфу Вагнеру, «ветерану» партии, сыгравшему свою роль в деле Рема и впоследствии занимавшему немало ответственных постов.
Дома он ужинал редко. Чаще всего ходил к своему другу Гофману в Дом художника на Ленбахплац. Иногда снова заглядывал в «Остерию», либо шел в Коричневый дом, где располагалась штаб-квартира НСДАП, либо отправлялся в казино
Делами он занимался или дома, или в Фюрербау. Повсюду, куда бы он ни направился, ему несли телеграммы и срочные сообщения; Гитлер обсуждал с соратниками полученные новости, раздавал указания. Один из его помощников употреблял выражение «летучее правительство». С кабинетом рейха никаких связей не поддерживалось; с ним не только не советовались, его даже не ставили в известность.
В столице рейха жизнь носила более официальный оттенок. Гитлер недолюбливал Берлин, никогда не посещал его кафе и ресторанов. Из дому выбирался только по делам или в театр. Если ему хотелось встретиться с кем-нибудь из художников или артистов, он приглашал их к себе. Обитал он в особняке XVIII века – бывшей резиденции первого канцлера Германии Отто фон Бисмарка, расположенной на Вильгельмштрассе, в доме номер 71. Благодаря усилиям Трооста, а затем профессора Берлинского политехникума Эдуарда Йобста Зидлера и Шпеера, этот старый дом был полностью перестроен. Приемную и рабочий кабинет объединили, превратив в большой кинозал и «музыкальный салон», к которому примыкала пристройка со знаменитым зимним садом; для официальных приемов была оборудована просторная столовая с красными мраморными колоннами. Кроме того, имелись малая гостиная, курительная, сохранившаяся со времен Бисмарка, и малая столовая. Приемной в доме служил холл.
На втором этаже располагались личные апартаменты Гитлера: гостиная, библиотека, спальня и туалетная комната. В 1939 года гостевая спальня, располагавшаяся с другой стороны ванной комнаты, была отдана Еве Браун. Слуги помещались в следующей комнате, за которой была кладовая. Передняя вела в небольшую столовую (ею редко пользовались), за которой был устроен большой зал – именно в нем состоялся знаменитый Берлинский конгресс 1878 года. Еще один коридор вел из передней в пристройку, где находились кабинеты секретарей Гитлера; из этого помещения три ступеньки вели вниз, к кабинетам его помощников, главы пресс-службы Отто Дитриха и начальника личной охраны канцлера генерала Зеппа Дитриха. В саду Гитлер приказал срубить дубы и буки, столь любимые Бисмарком, и устроить газон с фонтаном. Он любил здесь прогуливаться; это был единственный «вид спорта», который он признавал, не считая утренней гимнастики на укрепление бицепсов – он тренировался в умении подолгу держать на весу руку, вытянутую в нацистском салюте.
Как и в Мюнхене, он вставал не раньше полудня. Предполагалось, что по утрам фюрер читает газеты и телеграммы. Впрочем, он не скрывал, что ненавидит «бумажки», якобы мешавшие ему размышлять о важных предметах. С 12 до 14 часов Гитлер принимал помощников или других сотрудников. За письменный стол он никогда не садился, указания и директивы раздавал устно – секретари записывали за ним каждое слово. Поскольку чаще всего фюрер излагал свои соображения в достаточно туманной форме, это открывало перед помощниками широкое поле для интерпретаций и формулировок. Отсюда – бесчисленные искажения, недоразумения и намеренные перевирания в личных интересах. Признано, что в этом заключалась одна из главных слабостей режима.
Необходимо также хотя бы коротко остановиться на манере Гитлера вести беседу или отдавать приказы. Обычно он вел себя очень любезно, говорил короткими рублеными фразами, очевидно переняв подобный стиль выражения в армии. Крайне редко он позволял себе кричать, хотя по темпераменту был холериком. Взрывы ярости обычно случались, если дела принимали совсем не такой оборот, какой, по его мнению, должны были, и служили выражением его бессилия перед ходом событий. Слепой гнев, как правило, падал на головы людей, вообще не имевших к происходящему никакого отношения. Гитлер также терял контроль над собой, если его критиковали в присутствии третьих лиц, – очевидно, боялся, что пострадает его авторитет; при этом был способен прислушаться к критическим замечаниям, высказанным с глазу на глаз. Случалось, что он устраивал показные вспышки ярости, чтобы напугать собеседника и навязать ему свою волю. А вот байки насчет того, что он катался по полу или грыз ковер, целиком на совести журналистов – никаких подтверждений тому, что он в самом деле позволял себе подобные выходки, не обнаружено.