Гитлер
Шрифт:
Но, пока директива дошла до фронта, ее опередили произошедшие события. Красная армия с новыми силами предприняла контратаку против «фашистской нечисти», готовая «похоронить гитлеровские орды в заснеженных полях под Москвой». Отступление грозило превратиться в паническое бегство, и 16 декабря Гитлер издал знаменитый «заградительный приказ», требовавший от солдат оказывать яростное сопротивление противнику. Всему командному составу предписывалось принимать личное участие в боях. Фон Бок, уже подавший прошение об отставке, был смещен и уступил свой пост генералу фон Кюге; 19 декабря верховный главнокомандующий армии фон Браухич также лишился должности – в любом случае, он уже несколько недель был тяжело болен. Приказ начальника Генштаба положил конец спорам о направлении движения войск. В этом качестве выступал лично Гитлер: отныне он сам принимал оперативные решения и напрямую связывался с командующими фронтами. Возглавив ОКГ, он сохранил возле себя Гальдера, но все остальные полномочия передал Кейтелю и Генштабу, что, впрочем, не
20 января 1942 года, во время встречи с Геббельсом, Гитлер долго распространялся о «геркулесовых» усилиях, предпринимаемых для стабилизации положения на фронте. Неделями, сетовал он, ему приходится вести «изматывающую работу» над картами, с раннего утра до поздней ночи, пока не начнут болеть ноги (однако вопреки легенде, он вовсе не появлялся перед войсками, чтобы остановить начавшееся под Москвой бегство).
Главными проблемами оставались снабжение войск, транспорт и моральный дух войск. Надо было снова «надуть резиновых людей, из которых вышел весь воздух». Гитлер признал, что имели место «наполеоновские сцены», мало того, они повторялись снова и снова. В тылах фронта царила жуткая неразбериха – очевидно, уволенные генералы все же знали свое дело: «Старики не выдержали физической нагрузки. Надо дать им отдохнуть». Фон Рундштедт больше не мог приносить пользу, о чем Гитлер, поддерживавший с ним хорошие отношения, весьма сожалел (позже он отправил его на запад). Но еще больше ему не хватало Райхенау, который долго молчал о своей болезни, пока не свалился с сердечным приступом. Пришлось отправить в отпуск генерала Леба, измотанного до последней степени. По отношению к фон Браухичу Гитлер испытывал крайнее недовольство, обвиняя того в пораженческих настроениях: с тех пор, как его сместили, отношения фюрера со штабом армии намного улучшились – именно Браухич воздвиг стену между ним и армией.
Геббельса после этой беседы осенило: в неудачах на Восточном фронте виноваты слабые нервы командующих войсками, зато фюрер за последние четыре недели буквально спас нацию. Ему даже пришлось отправить в резерв Гудериана, который ослушался приказа – а приказы священны, особенно в кризисное время. И тот действительно несколько недель сидел без дела, пока его не призвали снова. «Только нехватка боеприпасов и людей, которых мы успели вовремя подвести, позволила большевикам прорвать линию фронта, но не нехватка отваги или способности к сопротивлению», – рассуждал Геббельс, очевидно готовый использовать подобные аргументы в пропагандистской работе. Отныне речь шла о подготовке к весеннему наступлению, в результате которого немецкая армия достигнет Волги, закрепится на ее берегах и наконец получит все, что ей так необходимо. К концу беседы Гитлер повторил, что он не исключает, что вскоре Москва запросит мира.
В немецкой и советской военной историографии декабрьский кризис 1941 года часто называют «предтечей московского перелома». Однако, как мы показали, с оперативной и экономической точки зрения провал плана «Барбаросса» был к этому времени уже очевиден. Есть труды, в которых «перелом в войне» объясняется тем, что с этого момента конфликт приобрел глобальный характер: японцы совершили нападение на Перл-Харбор, а 11 декабря Германия объявила войну США. Но, как нам представляется, подлинное значение декабрьского кризиса кроется в том, что он показал границы возможностей немецкого националистического государства, выявил дистанцию между его «желаниями и его возможностями».
Провал восточного блицкрига показал также чудовищную жестокость, с какой он велся. Эта война отличалась от других, в которых суровые испытания и постоянная близость смерти заставляют людей испытывать героизм, мужество, ощущение особой ценности жизни. Здесь все обстояло иначе: примитивная жестокость с самого начала вывела эту войну за рамки любых международных норм, призванных ограничить наиболее бесчеловечные ее проявления. «Жизнь жестока, – рассуждал Гитлер. – Все, что рождается, должно умереть». Или еще: «Война вернулась к своей изначальной форме. Войну народов сменила война пространства. Исходно война была не чем иным, как борьбой за пищу. Сегодня речь идет о борьбе за природные ресурсы. Согласно законам творения, эти ресурсы принадлежат тем, кто завоюет их в борьбе. Законы жизни требуют постоянно убивать, чтобы выжил лучший». Во время одного из визитов Гиммлера в штаб-квартиру фюрера тот заявил ему, что ему нужны грубые натуры, чтобы творить историю. «Стратег ничего не добьется без применения животной силы, а вот животная сила вполне может обойтись без стратега».
Именно «животная сила» и «грубые натуры» стали самыми главными характеристиками восточной войны. И эти характеристики были официально приняты и закреплены в приказах о поведении войск и о способах обращения с советскими политическими комиссарами. Солдаты довольно скоро поверили в том, что им внушали по поводу «преступных элементов» – евреев или партизан, поскольку им приходилось иметь дело с врагом, воодушевленным речью Сталина, произнесенной 3 июля, в которой тот призвал их отрешиться от всякой жалости и создавать партизанские отряды. Штурмовым отрядам немецкой полиции безопасности и СД соответствовали спецбатальоны НКВД, в подчинении которого находилось 80 штрафных соединений и сотни концентрационных лагерей. С первых дней войны производились
Именно в контексте массовых уничтожений людей необходимо исследовать самую темную страницу немецкой истории – «хоть и страшится душа и бежит той памяти горькой» [10] (Вергилий, «Энеида»).
Глава тринадцатая
Расизм и массовые убийства
Утопические планы Гитлера базировались на трех ключевых понятиях, укорененных в немецкой ментальности: рейх, пространство, раса. Идея рейха была неразрывно связана с мифологизированным представлением об истории, олицетворением которой служила фигура императора Фридриха Барбароссы, а также с эсхатологическими пророчествами Готфрида Эфраима Лессинга или Мёллера ван ден Брука, изложенными в его книге «Третий рейх». Память о Вестфальском мире (1648), Верденском договоре (843), кочевая жизнь Гитлера, переезжавшего из области в область (гау) подобно императором Священной империи германской нации – все это достаточно красноречивые примеры. Особенно глубокой была мечта о рейхе в кругах аристократии в «лучших семействах». Ее же внушали школьникам на уроках истории. Начиная с эпохи колониализма в XIX веке она расширилась до представлений о колониальной империи, сопоставимой с Британской.
10
Перевод С. Ошерова.
Понятия пространства и расы имели менее древнее происхождение. Зародившиеся в XIX веке, они воплощали ту самую тонкую связь между природой, почвой и человеком, которую воспевали певцы романтизма. Своего рода научную «дворянскую грамоту» эти идеи получили в ХХ веке благодаря геополитике и некоторым направлениям медицины, в первую очередь антропологии и психиатрии. «Расовая теория» достигла кульминации в евгенике.
Затевая войну на востоке, Гитлер стремился увенчать свою деятельность, придать немецкой истории истинный смысл и вернуть своему народу (фольк), очищенному от чужеродных и пагубных элементов, жизненное пространство, после чего совместно с другими «германскими» народами Европы воздвигнуть великий рейх. Без ясного понимания того, насколько сильно было влияние этой фантасмагорической триады в сознании фюрера, невозможно объяснить ни войну против СССР (начатую несмотря на угрозу второго фронта), ни уничтожение душевнобольных, инвалидов и стариков, цыган и евреев, сопряженное с огромными экономическими трудностями. И напротив, если допустить, что Гитлер был одержим этой тройной «невыполнимой миссией», все его решения вписываются в безжалостную логику.
Как и в случае с превращением Веймарской республики в фюрерскую республику, ремилитаризацией, ведением внешней политики и всего прочего, нетрудно заметить, что его эволюция шла этапами, связанными с внутренними и внешними проблемами, от которых страдал рейх. Расистская политика нацизма исследовалась в огромном количестве работ и публикаций; поскольку выше мы уже говорили об идеях Гитлера, то здесь остановимся на главном: той роли, которую он сыграл в осуществлении «биологической» программы национал-социализма.
В самом начале было принято четыре закона, благодаря которым государство «окончательно обеспечило себе первенство и власть в областях жизни, брака и семьи»: закон об «ограничении продолжения рода людей, страдающих наследственными заболеваниями»; закон о «неисправимых и опасных преступниках»; закон об учреждении «единой организации здравоохранения» (все три – от 1934 года) и закон о «добрачном освидетельствовании» (от 1935 года). В рамках двух первых законов 350 тыс. человек подверглись стерилизации – их тексты были составлены настолько обтекаемо, что позволяли применять их все более широко, особенно по отношению к «неисправимым преступникам», именуемым «асоциальными элементами»; к ним добавились уклоняющиеся от труда, бродяги, проститутки, гомосексуалисты, адепты религиозных сект и цыгане. Все эти люди содержались в закрытых лечебницах или концентрационных лагерях. Отметим, что термин «неисправимый» применялся также по отношению к политическим противникам, если они отказывались от сотрудничества с режимом (как упоминавшийся выше бывший коммунист Торглер).