Гладиатор
Шрифт:
– Это не "заяц".
– В голосе Ильи появился холод могильного мрамора, как будто он хотел подчеркнуть: этот холод легко мог стать уделом тех, кто сейчас не поймет его до конца.
– Это волк, кабан, аллигатор. Это раненый слон. Кто-нибудь из вас видел раненого слона? Завтра на Казанском вокзале увидите. Потому что все мы, сидящие за этим столом, будем завтра там. С шести утра. И до тех пор, пока не явится Иван. Менты скорее всего тоже там будут. Их не замечать. Вы меня поняли? Не ввязываться ни во что. Даже если будут провокации с их стороны. Нам важно взять Ивана. Или убить его. И привезти тело Крестному. Если мы это сделаем, мы раздавим и Крестного. Вы сами выбрали меня своим председателем и поэтому до следующих выборов
Илья налил себе лимонный "Перье" без газа, выпил и добавил:
– Восемнадцатого и Двадцать второго можете считать покойниками. А Иван скорее всего уже имеет не три, а пять наших пистолетов... У меня все. Завтра в шесть на Казанском. Если не возникнут стандартные варианты, каждый действует автономно. В контакт друг с другом без острой надобности не вступать.
Он поднялся и вышел из зала.
– Х-х, Керенский...
– хмыкнул кто-то. Кажется, это был Второй.
***
...Из "Савоя" Иван направился сразу на Казанский вокзал, чтобы на месте восстановить в памяти всю его обстановку, продумать варианты атак, отходов, обманных ходов, определиться с использованием подручных материалов в качестве прикрытия, выявить мертвые зоны обстрела с наиболее выгодных огневых позиций. Ему важно было увидеть вокзал глазами "охотника".
Кстати, и с водителем пора было расстаться. Как ни удобно было ездить по Москве на машине вместо того, чтобы фланировать по улице, реагируя одновременно на тысячи взглядов... Привыкать к удобствам он не мог себе позволить. Это был закон его жизни: стоит привыкнуть к чему-то удобному, облегчающему твое существование, и тебе конец. Рано или поздно ты не сможешь без этого обходиться и поставишь свою жизнь под угрозу. Причем подставишься по глупости, из-за своей личной слабости. Нельзя привыкать ни к чему - ни к вещам, ни к людям, ни к удобствам. Все, к чему ты привязывашься, так или иначе укорачивает твою жизнь... Поэтому с водителем надо было распрощаться, а чтобы молчал, постараться замазать его в чем-то. Это заставит его держать в дальнейшем рот закрытым. Не убивать же его только за то, что подвез тебя с одного конца Москвы на другой! "Так можно пол-Москвы перестрелять". Фраза эта почему-то застряла в голове Ивана и постепенно становилась чем-то вроде лейтмотива его рассуждений и даже действий...
Комсомольская площадь, или площадь трех вокзалов, как ее предпочитает называть сегодня большинство москвичей, встретила Ивана привычной суетой. Поток машин, двигающийся со стороны Садового кольца по Каланчевке и проспекту Академика Сахарова, уходил по Краснопрудной и Русаковской улицам в Сокольники. На площади из машин высаживались те, кому нужно было покинуть Москву, или те, кто встречал приезжающих в столицу... Иван не принадлежал ни к тем, ни к другим, но его целью тоже была именно площадь трех вокзалов. Его такси подрулило к Казанскому вокзалу со стороны рабочих пакгаузов и камер хранения, в переулочек, зажатый Казанским с одной стороны и веткой с Курского на Рижский - с другой.
Таксист и в мыслях не держал в ближайшее время расставаться со своим клиентом. Не каждый день выпадает удача: за полчаса заработать триста, а потом еще за полчаса - пятьсот. Разве можно упускать такого пассажира? Да пусть он хоть трижды бандит, вымогатель, насильник, грабитель, убийца - какая разница? Он платит деньги, и этого достаточно. Да мы со всей душой, все, что угодно, и с ветерком, и крадучись...
Иван предполагал, что на каждом из московских вокзалов его будут ждать "охотники". Слишком хорошо была известна Крестному его любовь к железнодорожным воротам Москвы, а тот не мог не поделиться информацией со своими "мальчиками"... Иначе бы они его просто не поняли. На Казанском Ивана однозначно поджидали, как и на любом другом вокзале. Но ему хотелось проверить два момента: во-первых, знают ли они его в лицо достаточно хорошо, чтобы начинать атаку, не произведя предварительной идентификации личности; во-вторых, сможет ли он сам уверенно вычислять "охотника" в экстремальных условиях...
С водителем Иван обращался вежливо. Тот ведь никак от него пока не зависел. Иван ничего не приказывал, ничего не требовал - какое, собственно, он имел на это право? Он лишь просил спуститься туда-то, повернуть туда-то, остановиться там-то.
Водитель остановился прямо напротив какой-то забегаловки с шашлыками... Черт его знает, кому пришла в голову мысль поставить шашлычную именно тут, где народ почти и не ходит. Разве что какие-нибудь транзитные пассажиры, шатаясь по площади, набредут на нее случайно и купят пару шашлычков. А так - убыточное дело. Наверное, поэтому шашлычная и была вечно закрыта... Вот в таком месте, куда случайный-то прохожий не забредет, Иван и оставил такси.
Прежде всего он направился в кассу. Предпочитал купить билет - только чтобы поменьше вопросов и свободный доступ в зал ожидания без особых проблем...
...Иван не без оснований полагал, что, прежде чем застрелить, "охотники" попробуют взять его живьем. Откуда им было знать, что после Чечни с Иваном такой номер вообще не проходит. На любую самую неожиданную атаку он успевал среагировать, принять какие-то меры к ее отражению или нейтрализации. А уж после этого сам начинал диктовать условия противоборства. И надо сказать, условия эти никогда не были выгодными для соперников Ивана.
Вокзал был все-таки не улицей с ее ежесекундно меняющейся ситуацией и бесконечным набором персоналий. Вокзальный люд тоже находился в постоянном движении, но оно было во много раз упорядоченнее уличного. По сравнению с быстриной улицы вокзал был стоячим прудом, у каждой обитающей в нем лягушки была своя хорошо известная партия...
...В кассовом зале стоял привычный галдеж цыганок, в ноздри ударил специфический запах застарелого пота, исходящий от пассажиров, застрявших на вокзале больше чем на сутки. А число таких на Казанском было постоянным и составляло примерно половину всех присутствовавших в зале.
...Отпечаток кочевой жизни на лицах настоящих пассажиров не позволял "охотникам", как бы они ни старались, замаскироваться под постоянных или временных обитателей Казанского - под вокзальных кочевников. Что-то неуловимое выдавало их. Может быть, привычка самого тела к комфорту?..
Иван же был кочевником по натуре. Наверное, лишенная постоянства, беспокойная жизнь киллера в чем-то соответствовала самой его природе. Поэтому и чувствовал он себя как дома на этих вокзальных островках-стоянках среди московской суеты. Иногда, правда, и его тянуло отдохнуть на постоянном стойбище, отлежаться в своей "берлоге" на площади Восстания...
По вокзалу нельзя разгуливать с пистолетом "наперевес". Прежде чем выстрелить в Ивана, нужно его вычислить, то есть проявить к нему неприкрытый, целенаправленный интерес. А это означает обнаружить себя. То, что можно сделать на многолюдной улице почти незаметно, на вокзале - практически невозможно. Это все равно что появиться во фраке на пляже.
Одного такого "фрачника" Иван выявил сразу. Тот выбрал позицию, невыгодную во всех отношениях, кроме одного - удобство наблюдения. Он решил, вероятно, что основная проблема - Ивана найти. Поэтому и уселся в кресло, стоящее у главного прохода. Мимо него хоть раз, но должен был пройти каждый, кто попадал на Казанский. А то, что это кресло само по себе торчало на виду, он как-то не сообразил... Это была грубая ошибка.