Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
Тогда Барончику удалось скрыться. Он поменял фамилию, паспорт, выехал в Париж, там выгодно продал вывезенные из Израиля драгоценности и положил начало своей империи «Диамант».
Но в основе богатства барона де Понсе, как и большинства крупных состояний, было преступление.
На бриллиантах холдинга «Диамант» была кровь.
...Рядом с Барончиком, тяжело пыхтя, опустился на колени старик: толстый, обрюзгший, но в отличном костюме и прекрасных кожаных туфлях ручной испанской работы. Барончик знал толк в обуви. Не поднимая головы, видя лишь эти серые брюки и коричневые кожаные мокасины, он спросил:
— Это серьезно?
— Дa, мэтр. Шура Магазинер в приватном разговоре с ребе Хайфы Бен-Ицхаком сказала, что обладает тайной, которой бы хотела поделиться с полицией, но не уверена: не принесет ли эта тайна вреда ее семье, если выйдет наружу.
— Принесет, обязательно принесет! — горячо прошептал Барончик. — Ребе еще с кем-нибудь об этом говорил?
— Нет. Но он советовался, нельзя ли передать такого рода информацию полиции так, чтобы это осталось тайной.
— С кем?
— С Беней Шварцманом.
— Он мой человек.
— Поэтому я здесь.
— Что может знать эта старая дура?
— Она не так глупа. Мне кажется, она не зря обратилась к ребе, полагая, что он знаком со Шварцманом и, возможно, Шварцман найдет путь дать знать тебе, что Шура Магазинер обладает информацией.
— Это я вычислил. Я спросил: что она может знать?
— Точно — кто же скажет. Мое мнение тебя интересует?
— Ты — опытный человек. Скажи.
— Думаю, в тот день, когда погиб ее муж, она немного раньше обычного вернулась с рынка и могла видеть, как убийца выходил из лавки.
— Так, что он ее не видел? Это возможно?
— Вспомни расположение магазина на углу Рубенсстраат: убийца мог выйти из лавки и уйти в одну сторону, она могла подходить к лавке по другой улице, на углу, когда убийца сворачивал, она могла его одно мгновение, но видеть...
— Для суда малоубедительно. Одно мгновение... Могла видеть... Могла узнать, могла не узнать... Единственный свидетель...
— Все так. Но если она заявит в полицию, полиция будет вынуждена начать расследование. Давности лет для убийств с целью завладения собственностью для израильского судопроизводства нет...
— Ничего не доказать...
— Но если бы удалось посеять даже сомнения... Суд может запретить вести дела израильским фирмам с человеком, который подозревается в убийстве с целью наживы или сокрытия преступления.
— Большие убытки, большие убытки...
— Сочувствую...
— Не надо. Что Шварцман?
— Он будет в этой ситуации бессилен.
— Что же делать?
— Мне кажется, выход только один.
— Не могу понять, чего добивается эта женщина...
— В ее ювелирном магазине в Хайфе дела идут не так хорошо, как ей бы хотелось. Дети получились безынициативные, надо растить внуков, нужны деньги. Она, возможно, подумала, что «слив информацию», доведет ее до заинтересованного лица, и это лицо ей хорошо заплатит.
— Дура!
— Самой собой разумеется...
— Никогда нельзя платить шантажистам. Сегодня даешь сотню, завтра тысячу, послезавтра миллион...
— Это так. И все же...
— Что и кому она еще говорила?
— Она говорила Ицику Рубинштейну, что деньги на открытие магазина в Хайфе ей дал ты.
— В этом нет криминала.
— Но Ицик удивился. У тебя нет репутации мецената. У тебя репутация делового человека. Шура — глупая женщина, какой деловой человек даст деньги на новый магазин в Хайфе, когда она пустила по ветру магазин покойного мужа здесь, в Антверпене. Логично?
— Логично. Что еще?
— А во-вторых, то, что было «во-первых». Она говорила, ребе, что видела убийцу мужа.
— Эти разные сведения могут встретиться? Если да, то плохо.
— Ты уже принял решение?
— Да.
— И что мне делать?
— Ты не глупый человек, Бенцион. Я тебе ничего не говорю, ты сам догадался, что надо делать. Прощай. Гонорар тебе переведут на Кипр. Со своими людьми рассчитаешься сам. Не провожай меня.
...На улице Сейкерей, обогнув статую работы Константина Менье, кортеж машин припарковался на набережной, и Барончик в сопровождении охраны направился в знаменитый рыбный ресторанчик «У Боринажа», где заказал устрицы, суп из ракушек и моллюсков и жареную рыбу с подливой из шампиньонов под майонезом, пил местное сухое белое охлажденное вино и думал.
...Уже в Париже, через сутки, он прочитал в «Ле Фигаро»: «Сегодня утром в израильском городе Хайфе выстрелом в голову убита 65-летняя Шура Магазинер, которая владела ювелирным магазином в самом центре города. Два года назад она эмигрировала в Израиль из Бельгии...».
Барончик нажал кнопку прямой связи со своим финансовым директором Мариной.
Через пару минут в кабинет без стука вошла высокая женщина с огромными карими выразительными глазами, прекрасными каштановыми волосами и строгим, но чуть курносым носиком. Она была чудо как хороша.
«Честное слово, женился бы, если бы она уже не была моей женой», — усмехнулся Барончик.
С Мариной он познакомился пять лет назад в Штутгарте. С двумя высшими образованиями — химико-технологическим и строгановским, со свободным владением двумя языками (немецким и французским), она так и сидела бы в Москве на «приличной», по московским понятиям, зарплате в СП «Рубин», занимавшимся торговлей драгоценными камнями, если бы не шанс. Шансом ей представился глава фирмы Гюнтер Рудель. Она вышла за него замуж, переехала в Штутгарт, и тут ее увидел и влюбился сам «Бapончик».
Разница в масштабах дела между Гюнтером Руделем и бароном де Понсе была такая же, как между владельцем киоска с бижутерией в городе Крыжополе и владельцем фешенебельного магазина драгоценностей на Курфюрстердамм.
Марина не была влюблена в Гюнтера, но барон де Понсе нравился ей еще меньше. Возможно, она так бы и отказала барону, если бы... барон не терпел сопротивления. Он разорил Гюнтера, доведя его до самоубийства, скупил векселя семьи и поставил Марину перед фактом.
Она стала его женой.