Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
Когда он отходил от толпы, окружившей распростертое на бетоне набережной тело «нового русского», его глаза встретились с глазами полногрудой загорелой немки. И они сразу поняли, что знают друг про друга все. Или почти все.
Немка знала, что, не выполнив задания, она не может остаться в живых: Барончик страсть как не любил неудачников в своей Системе. И она решила ускорить события.
У Рене Шардена была своя программа. И программы двух киллеров явно не стыковались. В такой ситуации выиграть может лишь один.
Рене Шарден решил, что это будет он.
Повесив на плечо сумку с купальными принадлежностями, полотенцем, флаконом крема для загара и черными очками от солнца, он двинулся за гологрудой немкой так, что она не могла не почувствовать этого нарочитого
В лифт, на котором можно было попасть от бассейна на свой этаж гостиничного комплекса, они вошли друг за другом.
В кабине были и другие люди, но, обведя взглядами публику, оба опытных киллера поняли: они без сопровождения и без чистильщиков. В их ремесле такое бывает достаточно часто. Надеяться оба могли только на себя. Рене, не вынимая руку из кармана шорт и повернувшись так, чтобы между ним и пультом определения этажей никого не было, нажал невидимую кнопку на небольшом, величиной с коробок спичек, приборе в кармане шорт.
Лифт остановился. Однако это не вызвало никакой паники. Люди стояли, ожидая, что он двинется дальше. Такое иногда бывало.
Лифт дернулся, поднялся еще на этаж, но двери не раскрылись, он снова застрял.
Немка все сильнее нервничала. Сначала она стала что-то неразборчиво кричать в мегафон, пытаясь вызвать дежурного. Но она кричала по-немецки, ей же что-то спокойно отвечали по-турецки. В кабине лифта кроме немки и Рене оказались только турки — из постояльцев отеля. Они с удивлением и откровенным осуждением смотрели на немку, которая одну за другой нажимала все кнопки на пульте. Лифт дергался. Но с места не трогался. Наконец немка добилась того, что лифт вдруг нервно вздрогнул и быстро ринулся вниз. Флегматичные турчанки с маленькими детьми прореагировали на это по-разному: мамы тяжело и осуждающе вздохнули, дети же радостно завизжали.
Внизу лифт снова остановился. Немка пыталась руками раздвинуть стальные двери. Она кричала что-то неразборчивое, скребла ногтями по стальной обшивке, царапала перстнями с драгоценными камнями по стали так, что на поверхности оставались глубокие впaдины и царапины.
Как бы пытаясь помочь ей, высокий француз тоже приложил ладони к дверям и сделал попытку раздвинуть их. При этом невольно задел руку немки своим перстнем. Впрочем, этого никто, кроме самого француза, и не заметил, он же, заметив, тут же повернул перстень камнем внутрь, правда, перед этим тщательно вытерев его о светлые шорты.
На внешней стороне безымянного пальца немки появилась крохотная капелька крови, такая крохотная, что ее не заметила и сама женщина.
Наконец за дверью послышалась спокойная турецкая речь, потом немецкая — переводчица из «рецепции» перевела взволнованной гостье отеля, что ничего страшного не случилось и сейчас дверь откроют.
И действительно, после недолгого скрежета монтер стальной монтировкой раздвинул дверцы, потом двое рабочих растянули их в стороны и держали, пока все застрявшие в кабине пассажиры не покинули лифт. При этом им пришлось выбираться из неудобного положения — лифт застрял на метр ниже пола «рецепции», находившейся на первом этаже.
Потрясенная немка, как только ее вытянули два спокойных турка на мраморный пол первого этажа отеля, встала на четвереньки, потом с трудом — на ноги и вдруг, быстро-быстро семеня ногами, бросилась по направлению к выходу.
Однако пробежав метров пять, вдруг рухнула на мраморный пол, громко ударившись головой о белые мраморные плитки.
К ней бросились служащие «рецепции», переводчики, гиды. Дама, когда над ней наклонилась переводчица и что-то спросила по-немецки, от звуков родной речи пришла в себя, оттолкнула протянутые к ней руки, встала на четвереньки, сделала в таком положении несколько шагов в сторону выхода из отеля. Потом с трудом, пошатываясь, встала на ноги и выскочила на аллею, ведшую от входа в отель на стоянку автомобилей. Однако и там она не остановилась, как можно было предположить, а, мелко перебирая ногами, шатаясь из стороны в сторону, направилась левой извилистой аллеей между фонтанчиками и мелкими водоемами, создававшими неповторимый уют «Султан-сарая», куда-то налево, налево. Словно в ее мышечном или мыслительном аппарате произошел некий сбой. Пока наконец не оказалась у бассейна аквапарка. Здесь как раз начался перерыв, и десятки мальчишек и девчушек, детей отдыхающих в отеле клиентов, покинули гигантские съезды и надувные игрушки, кафе-мороженое и павильон соков. Было тихо и пусто. Дама подошла, глядя на воду невидящими глазами, к самой кромке бассейна, хотела сделать еще шаг, но нога не поднялась, а сама она уже наклонилась вперед и упала лицом вниз в бассейн, по ровной воде которого еще плавали мелкие надувные игрушки, забытые детьми. Из находившегося за зеленой изгородью небольшого зоопарка, основными обитателями которого были индюки, гуси, иранские куры, голуби, попугаи и прочая пернатая и вечно гомонящая живность, сквозь ветви кустарника на плавающее в воде аквапарка тело уныло смотрел единственный представитель крупного животного мира — старый ишак. Ишак так и не понял, почему эта дама плавает на поверхности водоема, не делая никаких движений. Обычно тут так много шума и возни.
— Иа-иа-иа? — удивленно спросил он уборщика зоопарка, такого же, как он, старого и такого же глупого. Тот подошел к живой изгороди вслед за ишаком и всмотрелся в поверхность водоема.
Через несколько минут здесь были представитель администрации, врач, медсестра и два охранника. Но они уже были не в силах что-либо изменить. Вскоре появился директор отеля. Ему даже в голову не пришло беспокоить владельца «Султан-сарая» в далеком Стамбуле. Эта проблема была в его компетенции. Директор протянул появившемуся через десять минут полицейскому конверт, в котором была небольшая, но пристойная сумма в турецкой валюте, к сожалению, из личных денег директора. И полицейский, согласившись с диагнозом врача — смерть от инфаркта, составил протокол и ушел. Дальше перед директором стояли неприятные хлопоты по контактам с родственниками погибшей от сердечной болезни, отправка тела за счет отеля в Германию и прочее и прочее.
Знаменитый пятизвездочный отель берег свою репутацию.
Рене Шарден, стоя на лоджии своего номера, с которого хорошо просматривались и море и двор аквапарка, находившийся в глубине двора отеля, опустил бинокль. Этот внешне обычный оптический прибор позволял доводить укрупнение объекта до значительных пределов. Он и прочитал даже диагноз, установленный гостиничным доктором: «инфаркт миокарда».
А направленный микрофон позволил Рене услышать разговор врача и администратора из «рецепции».
— Что вы хотите? Эта дама с самого начала отдыха у нас была излишне экзальтирована: без удержу посещала сауну, жарилась на солнце без бюстгальтера, — нельзя так обращаться со своим здоровьем в ее возрасте...
— Да и последний случай: на пару минут заклинило дверь в лифте, так она чуть не пробила стальную обшивку своими перстнями, всю исцарапала, можно и сейчас увидеть. А потом побежала. Видимо, психика ни к черту...
— В Центральной Европе женщины вообще с ума посходили...
— Вообще, мне кажется, у нас в мусульманском мире женщины ведут себя строже, без бюстгальтеров не мотаются и живут в результате долго.
— Может, прямой связи тут и нет... Но, конечно, нельзя так себя запускать.
...Рене удовлетворенно втянул «перископ» направленного микрофона, убрал оптику в футляры, а футляры в сейф, за который платил администрации отеля 10 долларов в сутки, взял пакет с пляжными принадлежностями и направился к лифту.
На этот раз с лифтом никаких приключений не произошло.
Прежде чем улечься в своем шезлонге (махровое турецкое полотенце надежно блокировало попытки занять его место), он поднялся в кафе-ротонду на самом берегу моря, налил сам в высокий стакан минеральной воды со льдом и хотел было этим ограничиться, но в последнее мгновение передумал и заказал чашку двойного кофе-эспрессо. Когда он шел, лавируя между шезлонгами клиентов отеля, в свой угол парка и руки у него были заняты, к нему пристроился и пошел рядом в ногу молодой белобрысый парень — высокий, тощий, с прыщавой наглой физиономией.