Гладиатрикс
Шрифт:
— Пошла прочь!
Вария шарахнулась, споткнулась и выронила кратер. Сорина почувствовала, что переборщила. Девочка родилась в ненавистной Италии, но была совершенно безобидной. Не стоило так на нее рявкать.
Она как раз собиралась помочь Варии подняться, когда обратила внимание, что в помещении вдруг сделалось очень тихо. Одна из гречанок, афинянка, вроде бы ее звали Даная, поднялась со своего места и пересекла невидимую границу.
— Не стоило так с ней, варварка, — сказала она, ставя на ноги перепуганную Варию. — Она просто делала свое дело.
— Не смей называть меня
Даная выгнула бровь. Это движение, явно заимствованное у Лисандры, окончательно вывело амазонку из себя.
А гречанка еще и сказала ей:
— Бить детей — это и есть варварство.
Ярость Сорины достигла такого накала, что ее тело сработало словно бы по собственному хотению. Она взвилась на ноги, сжимая кружку для вина, прозвучал глухой треск, потом отчаянный крик. Даная свалилась на пол с лицом, превращенным в уродливую багровую маску. В руке Сорины осталась отбитая глиняная ручка.
Гречанки и римлянки вскочили все разом и уже надвигались на половину противниц. Сорине бросилось в глаза удивительное бесстрастие их лиц. Боевого неистовства не было и в помине, хотя она только что, прямо у них на глазах, оскорбила и покалечила их подругу. То, что они сейчас шли требовать кровавой платы за ее кровь, было правильно и справедливо. Но выглядели эти женщины такими же спокойными, как орда муравьев. Это было сущим посрамлением перед лицом богини войны!
Варварки тоже успели вскочить, понимая, что всеобщая потасовка сделалась неминуема, и с яростным визгом кинулись на середину помещения, чтобы вышибить из ненавистниц эту их холодную спесь.
С этого мгновения все обратилось в хаос. Гладиатрикс были безоружны. Сила ломила силу, кулаки впечатывались в незащищенные тела.
Сорина ощутила себя в родной стихии. Грудь на грудь — вот это было по ней! Ее подхватила некая вдохновенная сила, она бросилась в свалку, круша налево и направо, орудуя кулаками и раздавая пинки. Ее удары ломали кости, мозжили плоть.
Она продвигалась туда, где чуть повыше остальных голов мелькали вороные пряди Лисандры. Та, в свою очередь, пробивалась ей навстречу. Сорина ощерила зубы, ее пальцы скрючились в железные когти.
«Вот сейчас мы и встретимся. Вот сейчас и посмотрим наконец, кто кого!..»
— Ланиста!..
Бальб вскинул голову от пергаментов, в комнату влетел Палка. Маленький парфянин пребывал в самой настоящей панике.
— Что такое? — спросил Луций, начиная по-настоящему тревожиться.
Палку, насмешника и сквернослова, мало что могло довести до подобного состояния.
— У нас бунт!.. — почти завизжал наставник.
— Поднимай на ноги стражу! — Бальб полез вон из удобного кресла со всей быстротой, на которую было способно его грузное тело.
— Уже! — Палка повернулся бежать обратно. — Они уже там. Тит их возглавляет.
Ланиста выскочил во двор следом за парфянином. Картина, представшая его взору, заставила владельца школы в отчаянии заломить руки. Его стража — вся поголовно! — по существу потерялась в чудовищной женской драке, тщетно пытаясь оттереть гречанок и варварок в разные стороны. Как и следовало ожидать, воительниц с берегов Срединного моря возглавляла Лисандра, уроженок римского пограничья — Сорина. Рукопашная происходила с чисто женским исступлением, от визга и воплей звенело в ушах. Лишь Хильдрет еще как-то удерживала своих германок чуть поодаль от общей свалки, явно не желая брать чью-нибудь сторону.
Прямо на глазах у Бальба две дикарки снесли с ног какую-то римлянку, обрушили ее на стол и перевернули его. У ланисты невольно вырвался вскрик.
— Да остановите же их наконец! — заорал он, бросаясь вперед.
Палка обхватил его сзади за пояс, удержал и оттащил прочь.
— Ты что, спятил? — прокричал маленький парфянин. — Тебя же убьют! Пускай ими занимается стража!
Наемное воинство, укрытое броней, заслоняясь щитами, наконец-то проложило себе дорогу и сумело встать между враждующими общинами. Стражники действовали без какой-либо мягкости и пощады, дубинки в их руках взлетали и падали с пугающей силой. Бальб прямо-таки воочию видел, как опустошалась его мошна. Сколько переломанных костей, сколько воительниц, только-только подготовленных к выступлениям, надолго окажутся недееспособными!.. Какие траты на лекарей и лекарства!..
Все-таки ланиста сохранял относительное хладнокровие, ибо понимал, что виновен в сегодняшнем мордобое был отчасти он сам. Это помогло ему заметить, что гречанки Лисандры были близки к победе над варварками. Они дрались сплоченно, как единое целое, и готовы были одержать верх.
Ну как было не усмотреть в этом руку Фортуны?..
Штормовой прибой битвы так и не дал им подобраться друг к дружке. Сорина дико визжала от ярости и разочарования, силясь пробить, прогрызть, процарапать себе дорогу к Лисандре, но с каждым последующим шагом перед ней вставала еще одна гречанка, еще одна римлянка. Даже угар боевого неистовства не помешал амазонке осознать, что, уступая числом, соратницы Лисандры уверенно теснили ее соплеменниц. Они встали строем, перегородив поле боя. Если одна из них падала, то на ее место тотчас выдвигалась другая, и подуставшие варварки разбивались о них, как вода о скалу.
В какой-то миг Сорина сообразила, что надо отозвать своих назад, собрать их в кулак и слитным ударом переломить хребет девкам Лисандры. Она огляделась, хотела было выкрикнуть приказ, но тут кто-то сзади с силой ударил ее по голове. Сорина яростно крутанулась, ее кулак мстительно выхлестнул вперед, но лишь для того, чтобы расшибиться о твердое дерево щита стражника. Он ударил ее снова, потом — еще и еще. Ноги амазонки подогнулись, сознание поглотила ночь.
— Ну вот, все под замком, — устало доложил Тит.
Он смахнул со лба пот и добавил:
— Особо справляться, в общем, и не понадобилось. Они уже выдохлись, да и стражники дубинками поработали.
— Слава богам! — кивнул Бальб. — Велик ли ущерб?
— Трое убитых, — вздохнул бывший центурион. — Шестнадцать у Квинта в лечебнице. Неслабая драчка вышла, ланиста!
— Да уж, хотя могло кончиться и похуже, — проворчал Бальб.
Он успел прийти в себя после первоначального потрясения, и способность здраво рассуждать вернулась к нему.