Гламорама
Шрифт:
— Ну что, ты все понял, Виктор? — спрашивает Бобби, мягко отстраняясь от меня. — Ты все теперь понял? Ты понял, что между тобой и Джейми никогда больше ничего не будет?
— Я уйду, чувак, я все понял. Я никому ничего не скажу…
— Нет, Виктор, помолчи и лучше послушай меня, — говорит Бобби. — Ты не можешь уйти.
— Но почему, чувак, просто отпусти меня…
— Виктор, ты никуда не можешь уйти…
— Я хочу уйти, чувак…
— Виктор, если ты попытаешься уйти, мы опубликуем фотографии и видеоленты, на которых ты занимаешься сексом с сыном посла…
— Чувак, но я…
— Если ты попытаешься уйти, они будут посланы прямо…
— Умоляю тебя, помоги мне, чувак…
— Виктор, именно это я и пытаюсь сделать.
— При чем тут… сын посла? — спрашиваю я, давясь слезами. — Что за херню ты несешь, Бобби?
— Сэм Хо, — без напора сообщает Бобби, — сын корейского посла.
— Но…
— Тебе еще предстоит смириться со многим, Виктор, — говорит Бобби. — Ты меня понимаешь?
Я тупо киваю.
— Все это не должно тебя шокировать, Виктор, — говорит Бобби. — Всего этого следовало ожидать. Все идет по сценарию. Так что не следует ничему удивляться.
— Но… — я открываю рот, но голова моя бессильно падает на колени, и я начинаю беззвучно рыдать, — но я, я… чувак.
— Ты нужен нам, Виктор, — говорит Бобби, поглаживая меня по плечу. — Так много людей боятся идти вперед, дерзать и пытаться.
Он замолкает, продолжая меня поглаживать по плечу:
— Все боятся перемен, Виктор. — Пауза. — Все, но не ты.
— Но я лишь… — Я непроизвольно сглатываю, пытаясь не допустить того, чтобы охватившая меня черная паника снова перешла в рвоту. — Но на меня… действительно можно положиться, Бобби.
Бобби скармливает мне еще одну белую таблетку. Я с благодарностью ее глотаю.
— Ты нам нравишься, Виктор, — говорит Бобби ласково. — Ты нам нравишься, потому что у тебя нет никаких планов на ближайшее время. — Пауза. — Ты нам нравишься, потому что у тебя ни на что нет ответов.
Я рефлекторно давлюсь, и меня вновь передергивает.
Снаружи уже снова сумерки, город полон звуков приближающегося вечера, и сегодня нам нужно еще успеть побывать на нескольких вечеринках, и в комнатах на втором этаже жильцы дома принимают душ, одеваются, разучивают свои реплики. Сегодня все посетили массаж, а Тамми и Джейми — парикмахерский салон, который настолько моден, что у него нет даже имени или телефонного номера. Сегодня они наведались за покупками в «Дикий овес» в Ноттинг-Хилле, привезя оттуда ящик воды «Evian» и марокканский обед, который все еще стоит на столе в окрашенной в лососевые тона кухне. Сегодня по всему дому звучит Velvet Underground, и на компьютере в гостиной был стерт ряд файлов, а на диске — уничтожено огромное количество информации. Сегодня тренажерный зал вымыли, стерилизовали, а полотенца и простыни порвали и сожгли. Сегодня Бентли Харрольдс отправился в «Four Seasons» вместе с Джейми Филдс, выписал меня из номера, забрал мои личные вещи, а также подкупил коридорных, чтобы никто не мог получить ни от них, ни от регистратуры никаких сведений о том, куда я направился. Сегодня был окончательно выработан план путешествия, и сейчас мы пакуем вещи, потому что завтра мы отправляемся в Париж. Одновременно с этим успели избавиться от тела и разослать видеопленку по нужным адресам. Съемочная группа оставила свой адрес в Холланд-парке для того, чтобы мы встретились с ними сегодня не позднее девяти часов вечера.
Одежда — простой черный костюм от Armani, белая рубашка от Comme des Garcons, красный короткий жилет Prada — лежит на пепельно-сером диване в углу комнаты. Бобби Хьюз в тапочках наливает мятный чай из черного керамического чайника, который он аккуратно ставит обратно на хромированный стол. Затем он выбирает на вешалке в шкафу-купе галстук от Versace, который я должен сегодня надеть.
Затем мы обнимаемся снова, и он настойчиво шепчет мне на ухо, прижимая меня к себе сильнее:
— Что, если в один прекрасный день, Виктор, что, если в один прекрасный день ты превратишься в полную противоположность самому себе?
Сначала мы пили «Столичную» в «Quo Vadis?» в Сохо по поводу какого-то благотворительного концерта, организованного MTV Europe, а затем на двух «ягуарах ХК8», красных и сверкающих, отправились на вечеринку в Холланд-парк и бросили их перед домом, лихо запарковав чуть ли не поперек улицы. Люди явно нас заметили и начали перешептываться, когда мы вшестером вошли в дом, и тут же «Je t'aime» Сержа Гинсбура начала звучать и уже не смолкала в течение всего вечера. На этой вечеринке полностью отсутствовала всякая организация, хозяева предпочитали оставаться невидимыми, вынуждая гостей путано объяснять друг другу, как они здесь оказались, но, поскольку многие уже благополучно забыли, кто их сюда пригласил, ничего хорошего из этого не выходило. Модели из Emporio Armani, демонстрирующие нижнее белье, скользили сквозь толпу, включавшую в себя Тима Рота, Сила, участников группы Supergrass, Пиппу Брукс, Файрузу Балк, Пола Уэйлера, Тайсона. Кто-то раздавал телячьи ножки с большого подноса, а в саду, наполненном розами, под высокими живыми изгородями дети, одетые в рубашки-сафари от Tommy Hilfiger, пили из стаканчиков пунш леденцового цвета на основе гренадина и играли пустыми бутылками из-под «Столичной», пиная их по шикарной просторной зеленой лужайке, а кругом уже наступила ночь. Запахи, витавшие в доме, включали эстрагон, цветы табака, бергамот, дубовый мох.
— Вполне вероятно, — роняю я в ответ на чей-то вопрос.
Я развалился в черном кожаном кресле, в то время как Бобби, одетый в костюм от портного с Сэвилроу, продолжает кормить меня ксанаксом, шепча мне на ухо каждый раз: «Тебе лучше к этому привыкнуть», перед тем как отойти в сторону. Я глажу по головке керамическую кошечку, которую я подобрал рядом с креслом перед тем, как окоченеть в нем, уставившись на лежащую на полу чудовищных размеров книгу, озаглавленную «Дизайн: черепица и отделочная плитка». Еще там был аквариум с неуклюжей черной рыбой внутри, который потряс меня своей неизбывностью. И все только что вернулись из Лос-Анджелеса, и люди направлялись в Рейкьявик на уик-энд, и некоторых ужасно волновала судьба озонового слоя, а других — совсем нет. В ванной я взирал как завороженный на брусок мыла с монограммой, лежащий в черной мыльнице, стоя на мохнатом шерстяном коврике и тщетно пытаясь вызвать мочеиспускание. А затем я догрызал то, что осталось от моих ногтей, пока Софи Даль знакомила меня с Брюсом и Тамми, тут же удалившимися танцевать под сень живых изгородей, а повсюду были расставлены гигантские банановые листья, и я постоянно подмигивал Софи, а она ничего не замечала.
Джейми Филдс, каким-то образом постоянно оставаясь в моем поле зрения, тем не менее умудрилась полностью проигнорировать меня в тот вечер. Она или смеялась каким-то шуточкам, которые отпускала Эмбер Валетта, или качала головой, когда ей предлагали — на эту вечеринку специально доставили самолетом almojabanas [115] из ресторана в Сан-Хосе — какие-нибудь закуски, и она отвечала «Да» практически на любой вопрос, который ей задавали. Бентли смотрел по сторонам, как неуклюжий, но хорошо воспитанный подросток, пил пино-нуар из средних размеров графина и вскоре начал ко мне интенсивно приставать, но я только слабо улыбался ему, когда он смахивал конфетти с надетого на меня пиджака от Armani, и говорил слово «круто» так, словно в нем двенадцать «у». Только когда стало уже совсем поздно, я заметил, что съемочная группа тоже присутствует, включая оператора Феликса, причем все ее члены сохраняют абсолютную невозмутимость, а затем облачко тумана начинает развеиваться в моей голове, и я вдруг понимаю, что никто из них не знает ничего ни о Сэме Хо, ни об ужасной смерти, которой он умер, ни о том, как тело его тряслось так быстро, что буквы в татуировке «РАБ» на его костяшках невозможно было прочитать. Возвращается Бобби, свеженький как огурчик, вручает мне салфетку и просит перестать пускать слюни.
115
Пуэрториканское национальное кушанье — сладкие рисовые пончики с начинкой из тропических фруктов.
— Тусуйся, — шепчет мне он. — Тусуйся.
Кто-то вкладывает мне в руку бокал шампанского, кто-то дает прикурить сигарету, которая свисает с моей губы на протяжении по меньшей мере получаса, и все реже и реже мне в голову приходит мысль: «А может быть, прав все же я, а не они, потому что я уступаю неизбежному».
4
38
Киношники следуют за Тамми в столовую, где она завтракает в компании Брюса. Обстановка напряженная: Тамми отхлебывает из чашки тепловатое какао, делая вид, что читает «Le Figaro», в то время как Брюс с недовольным видом намазывает маслом миндальное печенье, пока наконец не нарушает молчание, заявляя, что ему известны жуткие вещи о ее прошлом, особенно напирая на какую-то поездку в Саудовскую Аравию, но при этом не сообщая, что именно он имеет в виду. У Брюса влажные волосы и раскрасневшееся лицо, потому что он только что из-под душа, и на нем — светло-зеленая футболка от Paul Smith, а после завтрака ему идти на званый ленч где-то на крыше в шестнадцатом аррондисмане, который устраивает Версаче и на который пригласили только самых красивых людей в мире, так что Брюс решил надеть черную обтягивающую трикотажную рубашку и серые туфли от Prada, хотя, впрочем, он идет туда лишь потому, что в прошлом месяце ему пришлось отказаться от приглашения.