Гламурная ржавчина
Шрифт:
Секретарь-референт, женщина сорока пяти лет, миловидной еврейской наружности, работавшая с президентом со дня создания компании, раздавала всем тонкие папки с еженедельным стат-отчетом по результатам работы всех подразделений компании.
Президент задерживался. Крюгер нервно поглядывал на часы. Наконец дверь открылась и в кабинет вошел высокого роста мужчина с гладковыбритым лицом, густыми волосами с проседью и резкими чертами властного лица. На вид ему давали намного меньше – лет сорок пять, и это все из-за того, что он был красив какой-то беспутной красотой. Усевшись
Его взгляд на мгновение задержался на черно-белой фотографии в рамке, стоящей на его столе. Новогодняя елка. Молодая красивая женщина с годовалым младенцем на руках, кокетливо улыбаясь, смотрит широко открытыми глазами в объектив фотоаппарата. Эх, Влад! Когда же ты возьмешься за ум? Как мне надоело вытаскивать тебя из дерьма, – с горечью посетовал он, вспомнив он о сыне.
Увидев, что статистические материалы розданы всем, Корнев без словесных прелюдий перешел к жесткому разносу своих подчиненных. Министр здравоохранения на только состоявшейся с ним встрече, крайне была недовольна работой компании и не церемонилась в оценках ее деятельности. Также намерен был поступить и он.
– Во-первых, – сказал сурово Корнев. – В стране лекарства дорожают в три раза быстрее инфляции.
Во-вторых, кабинет министров выделил дополнительно полтора миллиарда рублей на закупку лекарственных препаратов для населения.
В-третьих, следственный комитет возбудил уголовное дело по факту поставки на аптечный склад города Домодедово левого генно-инженерного инсулина, изготовленного на наших заводах. Догадываетесь, чем это пахнет?
На лицах присутствующих появился вполне естественный испуг. Встанет производство, начнутся проверки, расспросы, допросы – хорошего не жди…
– В задачнике спрашивается, – гневно продолжал звучать его голос, – какое отношение будет сформировано у правительства к нашей компании?
В его голосе явно послышались угрожающие нотки, а суровое и беспутно красивое лицо приняло выражение, от которого у присутствующих пробежал по коже холодок.
– Ваши ответы, нужны мне сейчас, – сурово сказал он. – Галина Мильевна, – обратился он к секретарю, – прошу вас, раздайте каждому, включая моего заместителя, по одному чистому листу бумаги.
– Опрос анонимный, поэтому, коллеги, прошу вас не стесняться в формулировках и выражениях. Не скрою от вас, что таким образом я надеюсь узнать откуда взялся у нас левый инсулин. После этого мы решительно начнем выкорчевывать заразу на наших заводах. Замечу, что это дело не из приятных, ибо человек, которого застукали на обустройстве личной грядки на общественном поле, кого угодно замарает лишь скрыть свои истинные намерения. Но ничего, мы это с вами переживем…
Корнев подошел к окну и демонстративно распахнул его, давая возможность свежему ветру ворваться внутрь кабинета. Он был настроен решительно и таким его многие не видели уже несколько лет. Что этому предшествовало им оставалось только догадываться.
– Опрос сотрудников, Алексей Михайлович, завершен, – проинформировала его секретарь и протянула стопку исписанных листов.
Он вернулся на рабочее место и принялся бегло читать написанное. Лицо у него при этом оставалось по-прежнему жестким и сосредоточенным и лишь однажды заходили желваки на скулах. На прочтение листов у него ушло не более пяти минут.
– Спасибо, коллеги! – поблагодарил их Корнев. – Вы подтвердили то, в чем я на сегодняшний день сомневался. Не смею вас больше задерживать.
Оставшись один, он опустился в кожаное кресло и попросил секретаря ни с кем его не соединять. Ему нужно было о многом подумать и, в первую очередь, как исправить собственные ошибки.
Крюгер вошел в свой рабочий кабинет явно недовольным поведением Корнева. В его
душе кипело. Только этого сейчас не хватало. Дешевый соцопрос устроил, словно ни носом, ни рылом, не ведал о том, что на заводе гонят левый инсулин, – презрительно скривил он губы. Надо что-то предпринимать. Он на мгновение задумался, затем преисполненный полный решимости набрал по мобильнику номер знакомого ему «человечка» (сленг).
Человечек по кличке «Дуст», которому позвонил он, дрыхнул в чужой кровати. Рядом с ним лежала долговязая девица лет двадцати, с копной светлых волос и лицом, от которого трудно было отвести глаза. Под белым шелком нижнего белья четко обозначались великолепные формы ее тела, способные свести с ума даже самого стойкого семьянина, не говоря о нем, коем он никогда не являлся.
Шел двенадцатый час. Он повернулся на другой бок и приподнявшись на локте, достал вращающийся волчком на прикроватной тумбочке сотовый телефон.
– Слушаю! – буркнул он, зевая в трубку.
– Кучеряво живете, Боря, – услышал он знакомый до боли голос. – Народ в поле пашет, а некоторые несознательные граждане валяются в кровати, несмотря на то, что солнце давно в зените.
– Я всю ночь, как проклятый, пахал, – расплылся в широкой улыбке Боря «Дуст», и покосился в сторону лежащей на кровати девицы. – Я не ошибся, это ты «Молот»? – осторожно осведомился он.
– А кто же еще? Давненько не виделись, старина…
Марк Крюгер часто встречался с Борей «Дустом» по «мутным делам» в 90-х годах. Тогда, они, будучи рядовыми бойцами банды, вместе бомбили коммерсов, выбивали долги с «нерадивых», мочили конкурентов на стрелках, отстреливались от ментов во время погони.
Потом их пути разошлись, Боря «Дуст» осел в Питере, где открыл свое казино, а он остался в Москве, примкнул к Корневу, которого когда-то спас от расправы, учиненной его подельниками. Теперь они встречались лишь на похоронах братвы. «Дуст никогда не расспрашивал о его делах, так как не имел такой привычки. Они просто опускались с ним на «дно жизни», как в старые и добрые для них времена, и сорили деньгами направо и налево.
– Знаешь, Борь, – говорил между тем Крюгер, – у меня есть к тебе срочное дело государственной важности по твоей узкой специальности. Понимаешь, о чем это я?