Глава 23
Шрифт:
Дальше следовала инструкция. Участникам давалось около пяти минут, чтобы придумать вопрос. Затем звучал гонг, после чего одновременно все страждущие должны были громко выкрикивать свои вопросы.
Ещё через пару минут глухой брат Марио начинал нести чушь от лица Господа, которая и воспринималась всеми, как величайшее из откровений.
После этого звучала благодарственная молитва Богу, и собрание объявлялось закрытым. Всё это удовольствие стоило более сотни пиастров – суммы, на которую вполне можно безбедно прожить около месяца.
Санитарный инспектор был из тех, кому бордели нравились значительно больше религиозных собраний, и если бы не служебная
Отдав на входе причитающуюся мзду, он занял место с краю на последнем ряду и погрузил свое сознание в межпиксельное пространство, где каждое мгновение было вечностью, а каждая вечность – мгновением… Санитарный инспектор регулярно практиковал изменённые состояния сознания. Во-первых, они спасали его от вездесущего промывания мозгов, под гнетом которого находятся практически все представители человечества; а во-вторых, это было приятно, настолько приятно, что он давно уже отказался от употребления алкоголя и лёгких наркотиков, чем иногда грешил раньше.
Перед самым окончанием собрания санитарный инспектор незаметно выскользнул из зала и юркнул в одно из множества служебных помещений, открыв замок универсальным ключом.
Было около двух часов ночи, когда в зале вновь заиграл рояль. Похожий на уменьшенную копию Карла Маркса Малыш Вилли извращался над государственным гимном. За это и за молчание он получал до пятисот пиастров за выступление.
Пора, – решил санитарный инспектор, выходя из служебного помещения. В коридоре он проверил свой маленький, но весьма эффективный в подобных мероприятиях пистолет, стреляющий разрывными пулями. Больше можно было не прятаться. «Святая троица» не посвящала в свои ночные проделки посторонних, иначе весь их бизнес пошел бы коту под хвост.
Поехав на девственности, Марта ни один член даже близко не подпускала к своей, ещё хранящей заводскую упаковку манде, что совершенно не мешало ей творчески подходить к процессу перепихона, используя физические особенности богоизбранных братьев-уродов. Со временем у них выработался своеобразный ритуал, начинающийся с того, что малыш Вилли садился за пианино. Он начинал играть на все лады государственный гимн. Под эту музыку Марта медленно раздевалась, возбуждая немого Вито, который имел её сзади под всё убыстряющуюся музыку и одобрительные возгласы Бенни.
Бенни вступал в игру вторым. Неспособный работать членом, он виртуозно владел языком, облизывая Марту с ног до головы. Особенно ему нравилось, когда она ссала ему в рот. Тогда он присасывался к её манде своим огромным ртом и не упускал ни капли её девственной мочи.
Когда санитарный инспектор вошёл в зал, Бенни облизывал Марте ботинки на высоких тонких каблуках. Не обращая внимания на любовников, инспектор подошёл к малышу Вилли и приставил пистолет к его голове.
– Здравствуй, мой четвероногий друг, – сказал ему инспектор.
– Я не четвероногий, я двуногий, – ответил тот, продолжая играть.
– Печально слышать такое, ибо, если у четвероногого друга только две ноги, значит он калека или урод, – грустно сказал инспектор, нажимая на курок.
Выстрел прогремел, как гром среди ясного неба. Девственная Марта завизжала и заехала бедняге Бенни каблуком прямо в лопнувший от этого удара глаз.
Санитарный инспектор убрал оружие и спокойно вышел из здания на свежий воздух. Убедившись, что вокруг нет ни души, он сорвал с себя лицо, и бросил его на землю. Лицо начало превращаться в бесформенную студенистую массу.
Глава 23
У обратной стороны
Правда – это частный случай лжи.
Солнце медленно садилось за «горизонт». Оно было огромным, красным и каким-то… печальным. Печальное солнце… Абсурд. Откуда вообще взялось это ощущение печали? Санитарный инспектор стоял у окна, смотрел на солнце, смотрел, как оно садится за бесконечную вереницу крыш огромных под сотню этажей, домов, и его переполняло странное, непередаваемое чувство. Он был словно язычник, увидевший своё божество.
Подождав, пока не «умер» последний отблеск вечерней зари, Благородный Дон включил свет. Он закрыл папку и бросил её на стол. Пора было возвращаться к делам. Интересно, сколько у такого человека как Благородный Дон было в подчинении любимчиков, которым он вот так, как и санитарному инспектору позволял любоваться своими закатами, делая вид, что изучает какое-то важное дело? Санитарный инспектор никогда и ни с кем не обсуждал этот вопрос. В Инспекции сентиментальность считалась пороком, и уличить в ней себя, не говоря уже о Благородном Доне…
Понимая это, он мог часто любоваться закатом. Такова была его привилегия. В Инспекции многие имели привилегии. Одни могли опаздывать на работу чуть ли не каждый день, и начальство этого не замечало, другие не ходили на собрания, третьи уходили раньше с работы, четвертые никогда не работали по выходным… Санитарный инспектор «выбрал» закат.
Как весьма убедительно описал в своих книгах Чарльз Форт, на Земле регулярно происходят события, которые официальная «Наука» старается не замечать по той простой причине, что они не вписываются в современную научную парадигму. Так, например, несколько веков назад, а именно «в 1772 году французская Академия назначила специальный комитет, членом которого был Лавуазье, для расследования сообщения о том, что в городке Люс во Франции упал с неба камень. Из всех попыток достигнуть позитивности в её аспекте изоляции я не знаю ничего, что отстаивалось бы с большим упорством, чем представление о несвязности этой земли с внешним пространством. Лавуазье произвёл химический анализ камня из Люса. В то время объяснение эксклюзионистов состояло в том, что камни не падают с неба; что иногда, видимо, какие-то светящиеся предметы, по-видимому, падают и что горячие камни могли быть подобраны в том месте, где как будто упал светящийся предмет – всего лишь молния ударила в камень, нагрела или даже расплавила его.
На камне из Люса были видны признаки расплавления.
Проделанный Лавуазье анализ «абсолютно доказал», что этот камень не упал: что он подвёргся удару молнии.
Вот так, авторитетно, падающие камни были прокляты. Шаблонным способом исключения остались объяснение молнией, которая, как кто-то видел, что-то ударила – то, что находилось на земле ещё до того». [1]
К сожалению, нынешние «научные комитеты», сталкиваясь с чем-то, что выходит за рамки их понимания, ведут себя точно так же, как и в 1772 году.
1
Цитата из книги Чарльза Форта «1001 забытое чудо. Книга проклятых».