Главная улица
Шрифт:
Он почтительно смотрел на нее. Ей послышалось, будто он произнес: «Я всегда мечтал познакомиться с женщиной, которая бы так говорила со мной!»
Но это был обман слуха. Эрик не сказал ничего подобного. Он только спросил:
— Почему вы несчастливы с вашим мужем?
— Я… вы…
— Ему нет дела до того, что у вас в душе!
— Эрик, вы не должны…
— Сначала вы приказываете мне восстать и быть свободным, а потом говорите, что я «не должен»!
— Но вы все-таки не должны… касаться личностей.
Он сердито уставился на нее, похожий
Она со страхом подумала о том, как опасно вмешиваться в судьбу посторонних людей, и тихо сказала:
— Не пора ли нам двинуться?
— Вы моложе меня, — задумчиво проговорил он. — Ваш голос создан для песен о реках в утренней дымке, о сумеречных озерах. Неужели кто-нибудь посмел бы обидеть вас?.. Да, нам пора идти.
Он пошел рядом с ней, избегая глядеть на нее. Хью нерешительно ухватился за его палец. Эрик серьезно посмотрел на мальчика. Потом вдруг заговорил:
— Хорошо! Я так и сделаю. Останусь здесь на год. Буду копить деньги. Буду меньше тратить на одежду.
А потом — на Восток, в художественное училище! Буду подрабатывать — портняжничать, работать у дамского портного. Посмотрим, на что я годен: рисовать костюмы, быть режиссером, иллюстрировать книги или продавать толстякам воротнички. Решено!
Он взглянул на нее без улыбки.
— Но выдержите ли вы здесь целый год?
— Имея возможность видеть вас?
— Оставьте! Я хочу сказать, не считают ли вас здесь белой вороной? Уверяю вас, что на меня смотрят именно так!
— Не знаю. Я почти не обращаю внимания. Меня иззодят за то, что я не в армии, — особенно старые вояки, старички, которые сами уже не воюют. И потом этот молодчик Богарт. Сын Нэта Хикса — тоже поганец изрядный. Но он, пожалуй, волен высказываться о подмастерье своего отца!
— Это отвратительный мальчишка!
Они были уже в городе. Прошли мимо дома тетушки Бесси. Она сама и миссис Богарт сидели у окна и так пялили глаза, что ответили на кивок Кэрол лишь машинальными жестами. Немного дальше со своего крыльца глядела миссис Уэстлейк. В замешательстве, с дрожью в голосе Кэрол произнесла:
— Я попрощаюсь с вами и зайду к миссис Уэстлейк.
Она смотрела в сторону.
Миссис Уэстлейк встретила ее ласково. Но Кэрол чувствовала, что от нее ждут объяснения. И, мысленно давая себе зарок не оправдываться, тут же начала с оправданий:
— Хью поймал этого Вальборга, когда мы гуляли по полотну. Они очень подружились. Потом я немного поговорила с ним. Я слыхала, будто он страшный чудак, но мне кажется, он очень неглуп. В нем еще много незрелого, но он постоянно читает, чуть ли не столько же, сколько доктор Уэстлейк.
— Это хорошо. Но зачем он торчит здесь? Я слыхала, будто он интересуется Миртл Кэсс.
— Не знаю. Разве? Уверена, что это не так! Он говорил, что совсем одинок. Кроме того, Миртл — еще девчонка!
— Ей как-никак-двадцать один!
— Да?.. А что, собирается доктор нынче осенью охотиться?
Кэрол
Нежные руки и твердая решимость. А у этого мальчика сильные, большие руки и слабая воля.
Оживить Гофер-Прери может только здоровая сила, а не эта милая слабость. Но… Не повторяю ли я Вайду? Мир всегда ставил у власти «сильных» государственных деятелей и солдат — людей с зычным голосом, а что сделали эти громыхающие болваны? Что такое «сила»?
И что за странная мысль различать люден по их специальностям! Я думаю, портные так же отличаются друг от друга, как грабители или короли…
Эрик напугал меня, когда вдруг заговорил обо мне. Конечно, он ничего не хотел сказать, но не надо позволять ему касаться личных вопросов…
Забавное нахальство!..
Нет, он не хотел быть дерзким… А руки у него крепкие. Вероятно, у скульпторов тоже большие руки… Если бы я только могла чем-нибудь помочь этому мальчику!..
Впрочем, я ненавижу людей, которые суются не в свое дело. Он должен быть независим.
Однако, когда неделей позже Эрик проявил независимость и, не спрашивая ее благословения, затеял соревнования по теннису, Кэрол была не особенно довольна. Выяснилось, что играть он научился в Миннеаполисе и что, после Хуаниты Хэйдок, у него лучшая в городе подача. К теннису в Гофер-Прери относились благосклонно и почти никогда не играли в него. Существовали три корта: один-у Гарри Хэйдока, другой-на берегу озера, в дачном поселке, и третий, совершенно запущенный, находился на самом краю города и был устроен давно уже окончившим свои дни обществом теннисистов.
Горожанам случалось видеть, как Эрик в светлых брюках и панаме играл на заброшенной площадке с Уиллисом Вудфордом, клерком из банка Стоубоди. И вдруг он начал обходить город, предлагая восстановить старое общество теннисистов. Имена желающих он вписывал в маленький блокнот, купленный специально для этого у Дайера. К Кэрол он пришел настолько возбужденный своей ролью организатора, что о себе и Обри Бердсли говорил всего лишь десять минут.
— Вы поговорите с вашими знакомыми, чтобы они вступили в общество? — попросил он, и Кэрол милостиво кивнула головой.
Для пропаганды теннисного общества он предложил устроить предварительные показательные соревнования. Он хотел, чтобы Кэрол и он сам, Хэйдоки, Вудфорды и Диллоны сыграли между собой парные игры, а затем все, кто заинтересуется, вошли в общество. Он предложил Гарри быть временным председателем. По его словам, Гарри согласился: «Ладно. Идет. Только вы сперва все подготовьте, а я уж поддержу». Игра должна была состояться в субботу на старой площадке на краю города. Эрик был счастлив, в первый раз не чувствуя себя чужим в Гофер-Прери.