Главная улица
Шрифт:
Эрик был мягок и внимателен.
Кэрол говорила себе: «У меня много недостатков, но я не ревнива. Я люблю Мод, она очень мила. Но не слишком ли она гонится за мужским вниманием? Замужняя женщина заигрывает с Эриком!.. Да… Смотрит на него так томно и мечтательно. Безобразие!»
Сай Богарт разлегся между корней большой березы; он курил трубку и поддразнивал Ферн, уверяя, что через неделю, когда он опять будет школьником, а она — его учительницей, он будет подмигивать ей в классе. Мод Дайер предложила Эрику пойти на отмель полюбоваться «прелестными маленькими пескариками». Кэрол осталась
«Безобразие!» — опять подумала она.
Сан Богарт накрыл своей красной лапой нервную руку Ферн, и когда она, немного рассердившись, вскочила и крикнула: «Пустите, говорят вам!», — он ухмыльнулся и помахал своей трубкой, этакий неуклюжий двадцатилетний сатир.
«Безобразие!»
Когда Мод и Эрик вернулись и группировка изменилась, Эрик шепнул Кэрол:
— На берегу есть лодка. Давайте улизнем и покатаемся.
— Что подумают остальные? — встревожилась она.
Мод Дайер устремила на Эрика влажный, собственнический взгляд.
— Пойдем! — сказала Кэрол.
С деланной развязностью она крикнула остальным:
— Прощайте все! Мы пошлем вам радиограмму из Китая!
Когда весла ритмично заскрипели и заплескались, когда Кэрол увидела, что плывет по призрачной нежно-серой поверхности, над которой разливается бледный закат, досада на Сая и Мод куда-то улетела. Эрик гордо улыбался своей спутнице. Он сидел без пиджака, в тонкой белой рубашке. Кэрол смотрела на него и чувствовала, что с ней мужчина, видела мужественные очертания его тела, узкие бедра, ту легкость, с какой он греб. Они разговаривали о библиотеке, о кинокартинах. Он мурлыкал, а она тихо подпевала: «Плыви, моя гондола». Дрожь ветра пробежала по агатовому озеру. Всколыхнувшаяся вода была похожа на панцирь из вороненой стали. Ветер обвевал лодку прохладной струей. Кэрол прикрыла воротником матроски обнаженную шею.
— Свежеет! Пожалуй, надо вернуться, — сказала она.
— Не стоит так скоро возвращаться к ним. Они начнут острить… Будем держаться у берега.
— Но вы сами любите острить. Вы с Мод отлично развлекались.
— Ну вот! Мы только прошлись по берегу и говорили о рыбной ловле.
Она почувствовала облегчение и угрызения совести перед своей приятельницей Мод.
— Понятно. Я ведь пошутила!
— Знаете что, причалим здесь, посидим на берегу — этот орешник защитит нас от ветра — и посмотрим на закат. Озеро-как расплавленный свинец. Только минутку! Мы оба ведь не хотим возвращаться и слушать их разговоры.
— Да, но…
Кэрол молчала, пока он усиленно греб к берегу. Киль зашуршал по камешкам. Эрик стоял на переднем сиденье и протягивал ей руку. Они были одни среди тишины и тихого плеска озера. Она медленно встала, медленно перешагнула через воду на дне старой лодки. Доверчиво взяла его руку. Молча сидели они на стволе старого дерева в золотисто-алых сумерках, говоривших о том, что пришла осень. Листья лип трепетали над ними.
— Хорошо бы… Вам все еще холодно? — шепнул он.
— Чуть-чуть! — Она дрожала, но не от холода.
— Хорошо бы зарыться вон в те листья, лежать
— Да, хорошо бы.
Она ответила так, будто они молчаливо условились не понимать этого дословно.
— Поэты говорили: «Смуглая нимфа и фавн».
— Нет. Я больше не гожусь в нимфы. Я слишком стара… Эрик, я и вправду старая? Поблекшая провинциалка?
— Да что вы! Вы моложе всех… У вас глаза девочки. Они у вас такие, словно… словно вы всему верите! Даже когда поучаете меня, я чувствую себя на тысячу лет старше вас.
— Вы моложе меня на четыре или на пять лет.
— Все равно! У вас такие невинные глаза и такие нежные щеки… Это глупо, но, глядя на вас, мне иногда хочется плакать: вы так беспомощны. А мне хотелось бы защитить вас… только жаль, не от чего!
— Я молода? Правда? Честное слово!
Она впала на миг в тот детский шутливо-просительный тон, каким говорят иногда даже самые серьезные женщины, если мужчина, чье общество им приятно, обращается с ними, как с маленькими. Детские нотки в голосе, по-детски надутые губы, робко поднятое вверх лицо.
— Ну, конечно!
— Как мило, что вы в это верите! Уи… Эрик!
— Мы будем встречаться с вами? Часто?
— Может быть.
— Вам в самом деле было бы приятно зарыться в эти листья и смотреть, как звезды проходят над головой?
— Я думаю, лучше посидеть так.
Он сжал ее пальцы.
— Да… Эрик, нам пора назад.
— Почему?
— Сейчас, пожалуй, поздновато разъяснять вам такие понятия, как приличия и пристойность.
— Я знаю. Пора. Но вы все-таки рады, что мы убежали?
— Да.
Она чувствовала себя спокойно и совсем просто. Но она встала.
Он решительно обнял ее за талию. Она не противилась. Ей было все равно. В эту минуту он не был для нее ни деревенским портным, ни будущим художником, ни осложнением в жизни, ни источником опасности. Он был он, и в нем самом, в исходившей от него силе она находила безотчетное умиротворение. Вблизи она как-то по-новому видела его голову: последние лучи очертили линию его шеи, плоские, слегка румяные щеки, профиль носа, впадины висков. Кэрол и Эрик пошли назад — не робкие, смущенные любовники, а хорошие товарищи. Он поднял ее и перенес в лодку.
Пока он греб, она с жаром говорила:
— Эрик, вы должны работать! Вы должны добиться успеха. У вас отняли ваше царство. Отвоюйте его! Пройдите хотя бы заочный курс рисования. Такие курсы сами по себе, может быть, мало что дают, но это побудит вас рисовать и…
Когда они подходили к биваку, она спохватилась, что уже темно и, стало быть, они отсутствовали долго.
«Что скажут остальные?»-спрашивала себя она.
Их приветствовали неизбежным градом острот и шутливых упреков: «Где это вы пропадали, черт возьми?» «Недурная парочка, нечего сказать!» У Эрика и Кэрол был смущенный вид. Они отшучивались, но не слишком удачно. Всю дорогу домой Кэрол было не по себе. Один раз Сай позволил себе подмигнуть ей. Этот Сай, который еще мальчишкой подглядывал за ней с чердака сарая, смел смотреть на нее как на равную: мы, мол, все одинаково хороши. Она то сердилась, то приходила в ужас, то ликовала и была уверена, что Кенникот по лицу сразу догадается о ее похождениях.