Главная военная тайна США. Сетевые войны
Шрифт:
Таким образом, геополитика в чистом виде также должна стать важнейшей составляющей Четвертой политической теории. Геополитика без всяких идеологических наслоений, ибо постмодерн стал концом идеологий. Геополитическое противостояние неизбежно станет базовой основой 4ПТ, ибо в размытом пространстве постмодерна враг географически не зафиксирован, экстерриториален и обезличен, и опознать его без геополитического позывного не представляется возможным.
А вот кого мы возьмем за врага? Дело в том, что даже победивший, казалось бы, либерализм в постмодерне трансформируется, превращаясь в постлиберализм, основная идея которого — очищение, освобождение от всех ограничений и достижение совершенства человека, движение к «сверхчеловеку». Но «сверхчеловеку» не ницшеанскому, а «сверхчеловеку телесному». Сверхчеловеческие качества постлиберального человека достигаются путем сверхтелесности, биологического, физиологического совершенства и телесных сверхвозможностей. Это один из базовых постулатов постлиберализма. Человек совершенный, понятый постлиберализмом в пределе, — это киборг. Западное постлиберальное общество, совершенствуя человека, очевидно, не совершенствует его душу. Оно совершенствует его тело. Значит, человек не должен стареть, его органы не должны снашиваться, а сношенные органы должны заменяться на технологически более совершенные, искусственные органы, встраиваться в живой организм. Живой организм должен становиться телесно более совершенным, а сам человек при воздействии современных разработок в области генной инженерии со временем должен мутировать, превращаться в более совершенный организм. В конечном итоге, полученного идеального, «исправленного» сверхчеловека останется только клонировать, дабы он опять не «испортился» и не «выродился».
Несмотря на то, что родиной такого нового постлиберального человека-киборга, человека-мутанта, является Запад, это совершенно не значит, что он будет как-то географически привязан к пространству, ибо Запад в постлиберализме понимается как концепт, а мобильность, экстерриториальность, «оторванность» являются положительными качественными характеристиками постчеловека. Именно здесь нам и понадобится геополитика как метод различения, отделения «телесного» врага, прошитого западным кодом, от «своего». В постмодерне даже геополитика становится постгеополити-кой, трансформируясь в геополитику виртуальную, экстерриториальную, сетевую…
Готовя наш ответ постлиберализму в виде 4ПТ, мы, несомненно, во многом отталкиваемся «от противного». Взяв за основу традицию, мы, соответственно, также стремимся к сверхчеловеку, но уже сверхчеловеку метафизическому, сверхчеловеку духовному, противостоящему сверхчеловеку телесному, находящемуся на другом полюсе ставшего виртуальным геополитического противостояния. Принимая традицию в той версии, которая нам доступна и понятна, мы неизбежно приходим к православию в его самой изначальной (ибо мы вернулись в начало цикла) версии, наиболее ортодоксальной. К Православию в его «золотом веке». Учитывая современный контекст, наиболее соответствующей этому периоду версией православия является старообрядчество. И даже не буквально, не конфессионально, но принципиально и догматически. Старообрядчество — как концепт, шире — православная ортодоксия, еще шире — религиозный фундаментализм. Это именно те формы, в которых премодерн может быть возвращен во всей полноте, оставаясь адекватным воцарившейся реальности постмодерна. Религиозный фундаментализм — это то, что должно с неизбежностью стать одной из основ Четвертой политической теории.
Складываемый на ощупь, в потемках, остов 4ПТ так и останется экстравагантным концептом, если не увлечет за собой массы, став предметом их вожделения, стремления и, в конечном счете, общей целью. Чем же мы можем привлечь интерес масс к в Четвертой политической теории? Пробираясь в потемках, попробуем проверенные технологические ходы.
Важнейшим фактором, который делает постлиберализм привлекательным, является мессианство. Постлиберализм спасает человечество. Но спасает от «пережитков», от души, архаики, идентичности. Спасает, создавая человека телесно совершенного, бессмертного, бесконечного, вечного. Взяв традицию за основу, мы начинаем формировать ответное мессианство на основе принципа спасения души. Мессианство 4ПТ проявляется как коллективное спасение (понятие весьма условное с религиозно-догматической точки зрения, но зато привлекательное для масс). Конец истории завершится коллективным спасением «остатка верных», тех, кто сохранит душу в тот момент, когда все остальное постчеловечество поклонится Антихристу. Наградой же за духовную стойкость станет перемещение в Царство Божье, в новый сотворенный мир. Все это, безусловно, относится к категории веры, на то оно и мессианство, но не больше, чем вечный, бессмертный и бесконечный мутант-человек. 4ПТ увлечет массы мессианством коллективного спасения, что кажется невероятным лишь под воздействием майи постлиберализма.
Что еще несомненно, так это то, что 4ПТ должна формироваться как «глобальный проект». Известный экономист и политолог Михаил Хазин выделяет следующие признаки глобального проекта: универсализм, обращение ко всем и оценочная система «свой — чужой». Естественно глобальность не может преодолеть геополитическую логику, на то она и ограничена системой «свой — чужой», а значит, и рамками самой 4ПТ. В этом контексте «обращение» глобального проекта происходит «ко всем» избранным, принявшим традицию и не принявшим постлиберализм. Ну и наконец, универсализм обеспечивается концептом коллективного спасения, которое происходит как бы «оптом», недифференцированного, на основе самого общего признака непоклонения Антихристу.
Попробуем также укрепить 4ПТ обломками первых трех. Главный козырь первой политической теории, либерализма — это свобода. Берем свободу в 4ПТ, переосмыслив ее в нашем ключе, как отсутствие запретов. А панацеей от вседозволенности должно стать управление ситуацией посредством формирования контекста, граничных условий, «сетевого кода». Справедливость берем из второй политической теории, ну а из третьей — «триумф воли», то есть превалирование общих интересов над частными, воли над личностью. Подытоживая, получаем два геополитических полюса: с одной стороны, киборги, мутанты и клоны — совершенный телесный человек, с другой стороны — использующий новейшие технологии, новейшее вооружение и технику, технологически укрепленный и развитый старообрядец. Геополитическая война континентов, таким образом, уже в ближайшем будущем выльется в противостояние старообрядцев и киборгов. Четвертая политическая теория в этом представлении, используя современный технологический потмодернистский контекст, — это старообрядцы Востока против киборгов, появляющихся из виртуального Запада. И здесь, пока не поздно, важно также разрушить базовые принципы постлиберализма. На индивидуализм постлиберализма надо ответить общинностью, опять же в старообрядческом, фундаменталистском ключе. Ну а рассудок, мораль и идентичность должны быть декларированы как ценность в пику постлиберализму, который все это отрицает. На этом механическое конструирование 4ПТ почти закончено. Остался последний штрих…
Немецкий философ Мартин Хайдеггер финал человеческой истории обозначил как Ereignis — дословно — событие. Это то, что должно стать концом современного человечества, но, одновременно, началом чего-то нового. Ereignis — это не точка, но процесс. Рождение 4ПТ — это ответ на вызов, на необходимость чего-то нового после исчерпанности того, с чем мы имели дело все это время. «В центре 4ПТ, — как пишет Дугин в своей статье, — как ее магический центр располагается вектор приближения к Ereignis». Что может стать для нас событием, завершающим модерн, противостоящим постлиберализму и дающим шанс на спасение? Для русского человека, а также для всего, что находится вокруг него, в его поле зрения, таким событием, таким процессом является империя. Великая империя финальной битвы, теперь уже виртуального столкновения цивилизаций суши и моря, Запада и Востока, финальная битва технологически развитых старообрядцев и киборгов, Четвертая политическая теория коллективного спасения, глобальный проект для мобилизации к финальной битве, к Армагеддону, империя верных — Наша империя! Великая империя конца…
Сетевая война будущего
Подводя итог беглого обзора понятия «сетевые войны», неумолимо входящего в нашу жизнь, нельзя не предвидеть тех изменений, которые оно внесет в судьбу человечества уже в ближайшем будущем. А будущее, как всегда, туманно. Однако некоторые контуры с учетом рассмотренных сетевых стратегий все-таки уже можно набросать.
Великая война континентов, о которой так много говорили геополитики прошлого столетия, неминуемо близится к своей развязке. Умирают государства-нации. Наступает время империй, время действительно большой игры. Геополитическое противостояние Спарты и Афин греческой цивилизации сменилось противостоянием Рима и Карфагена Средиземноморья, затем — Англии и России эпохи индустриализации, и, наконец, перешло в глобальный масштаб, где главными игроками стали Мировой океан или Мировое могущество с центром в США, и Евразия, Суша — с центром в России. Какое-то количество империй на стороне Америки, какое-то количество — на нашей. Суша против моря, империи против империй. Финальная битва за новый Эон. Все-таки, как ни крути, сетевая война — это война. Война в условиях тотальной компьютеризации сил и средств вооруженной борьбы с использованием новейших высоких технологий в среде глобального информационного пространства, пронизанного сетями. Боевое столкновение — как финал битвы континентов, как схватка сил добра и зла, прообразами которых являются апокалиптические воинство Христа и воинство Антихриста — все же неизбежно.
Любое воинское формирование сетевой войны состоит из трех базовых элементов. Первый элемент объединяет в себе все средства выявления противника, его отслеживания, сбора информации о нем, а также обо всех объектах и сетях, подчиненных противнику и используемых им для ведения боевых действий. Такими средствами являются как собственные сети, так и технологические элементы слежения — спутники, авиафотосъемка, радары, высокочувствительные звуковые пушки, скрытые камеры, подслушивающие устройства, компьютерные Трояны и программы-шпионы, новейшие системы перехвата и прослушки, а также визуального фиксирования. Наконец — наружное наблюдение, допросы захваченной агентуры, не исключающие использование средств психотропного и физического воздействия. Иными словами — весь спектр возможностей сбора информации, выработанный человечеством за все предыдущие эпохи, начиная от самых новейших технологических средств и заканчивая простейшими методами дознания, — условно обобщенный понятием сенсоры.