Главное в жизни
Шрифт:
– Тринадцатая, домой, – откликнулась Ритуля.
Машина направилась в сторону подстанции. Значит, новых вызовов для них пока не было. В эфире зазвучали голоса «спецов», везущих кардиогенный шок, и «психов», понятно, кого перемещавших, а тринадцатая ехала «домой». Сергей не спешил, давая возможность докторам прийти в себя. Он и врачей, и фельдшеров звал докторами, так как знал, что неучи на скорой просто не выживают, слишком уж тяжёлый это труд.
– Тринадцатая, кого должен любить Док? – услышал Сергей, войдя на кухню. Свободные бригады балагурили, снимая стресс. Педиатры
– Ребята, чайку ребёнку налейте, – попросил Альперович, имея в виду Светочку.
– Что у вас случилось? – сразу же посерьёзнели ребята, замечая и бледность, и сжатые губы молодой фельдшерицы, чего от детской бригады они давно не видели.
– Девица четырнадцатилетняя с выкидышем и двухдневным кровотечением, – пояснил доктор Витя. – Малыш её держала до тройки.
– Ого… – Леночка из двадцать девятой округлила глаза. – Ничего ж себе…
– Да, – ответил ей кто-то из семнадцатой, кажется, бригады, – это тебе не каловый завал.
Девушке тут же налили чаю, придвинули кулёк с конфетами, кто-то из «стариков» даже погладил сочувственно по спине. Цену тому, что сказал их коллега, доктора отлично знали, как и то, что испытывает сейчас Малыш, так что девушку старались максимально поддержать, делясь теплом. Доктора знали, что, удерживая буквально чудом пациентов на этой стороне, они держат их самой душой, и откаты от этого бывали страшные.
– Вот сейчас нас ка-а-ак дёрнут… – задумчиво произнесла Танечка, не ошибавшаяся никогда. Это знал даже Сергей, поэтому отставил чашку, пробираясь на выход.
– Двадцать девятая, – устало прохрипел хорошо прибитый в незапамятные годы «матюгальник». – На выезд. Тринадцатая, срочно!
– Вот ведь!.. – нехорошо высказался Альперович, что старлей успел услышать. – Чай не дадут ребёнку попить.
– Что у вас? – поинтересовался Сергей у юной печальной Леночки.
– Пукать едем, – вздохнула девушка, – две недели, болит животик.
– Что, так и написали? – удивился вышедший Альперович, принимая карточку с красной полосой срочности.
– Сам смотри, – Леночка тяжело вздохнула, ей хотелось драйва, а посылали на «пропуки», отчего она грустила. – А у тебя что?
– Неделя, дырка в голове, – прочёл доктор Витя. – «Нули» совсем озверели… Поехали, Малыш, посмотрим, что там за дырка… Сергей?
– Уже в пути, – кивнул Сергей, ссыпаясь по лестнице.
Белый РАФ педиатрической бригады, поскрипывая на поворотах своими сочленениями, споро выезжал со двора подстанции, распугивая пешеходов и зазевавшихся водителей истошным воем сирены. Усевшись в салоне, Альперович неожиданно усадил Свету себе на колени, прижимая к груди и успокаивая ласковыми словами. Девушка не возражала, а Сергею было всё равно, ибо знал он её историю.
Девушка осталась сиротой года четыре назад и, если бы не Альперович, скорее всего, закончилась бы. Очень уж был сильным удар… В одночасье погибшие в автомобильной аварии все родственники… В аварии, на которую в числе многих выезжали и они. Представлять, что испытала эта пигалица, он просто не хотел, поэтому отлично понимал и Альперовича, и Светку, а они были благодарны своему водителю за это.
– Голуби, приехали, – хмыкнул Серёга, остановившись у подъезда. – Может, с вами сходить?
– Думаешь, нарушение генетическое? – хмыкнул Альперович, отрицательно покачав головой, и исчез в темноте.
Возвращались доктора, чуть ли не хватаясь друг за друга от смеха. Сергей заинтересовался, подняв удивлённо брови, чтобы по мере объяснений присоединиться к смеющимся. О том, что до года «родничок» на голове новорождённого медленно зарастает, знал уже и он. Поэтому, когда Альперович объяснил, что было названо дыркой, рассмеялся вместе со всеми.
– Тринадцатая! – Вика, в отличие от Ритки, была свежа и полна сил. – У вас срочный на «Кудыкину гору».
– Тьфу ты, напасть, – сплюнул Сергей, уже примеривавшийся к шаурме. – Нам поесть сегодня дадут?
– У скорой трёхразовое питание: понедельник, среда, пятница, – хмыкнула Светочка, экстренно впихивая в себя бутерброд. – А сегодня вторник, так что пролетели мы. А вот то, что ящик почти пустой – это непорядок…
– Вика, нам бы к Алёнушке, – намекнул Альперович, но диспетчер была неумолима, срочный и всё тут.
Машина заорала ревуном, включая проблесковые маячки. Митрошкин откуда-то приволок вторую батарею оных, с матом и какой-то матерью закрепив на крыше, теперь от белого рафика шарахались с удвоенной силой – незнакомые очертания были у машины, хотя раскраска – всем до боли, так сказать. Вызов действительно был срочным – падение ребёнка трёх лет с четвёртого этажа. Сергею было грустно – он отлично представлял себе, что едут они на труп, а труп ребёнка радовать не может.
– Может, останешься, я поднимусь? – грустно спросил Альперович, тоже отлично всё понимавший.
– И тебя одного оставить? – тихо спросила Малыш, прижимаясь щекой к его руке. – Никогда.
– Приехали, ребята, – вздохнул Митрошкин, с жалостью глядя на медиков. Он тоже отлично представлял, что их там ждало.
Спустя некоторое время из подъезда появился очень злой Альперович. Он подошел к машине, протянул руку Сергею, в которую тот вложил трубку станции.
– Тринадцатая – Марсу! – зловеще проговорил доктор. – «Психов» на меня по последнему адресу!
– А что случилось? – поинтересовалась диспетчер.
– Если меня ещё раз вызовут на кота… – очень злым голосом начал доктор. Через мгновение эфир взорвался хохотом и комментариями.
– Так это что, на кота вызвали? – не понял Сергей.
– Сергей, закинь нас с Малышом в городскую, – попросил Альперович. – Мы там закроем смену, Малышу нужно практику закрыть.
– Да не вопрос, – пожал плечами Митрошкин, сутки заканчивались. – Вмиг домчу!
Машина рыкнула сиреной, направляясь туда, куда надо было докторам. Сергей уже предвкушал встречу с мамой и сладкий сон, когда увидел её. Валерия выглядела просто страшно. Дело было не в инвалидной коляске, а в выражении лица. Альперович очень внимательно посмотрел на девушку, тяжело вздохнув, затем, пока Сергей молча поднимал коляску в салон, взял тангету.