Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза
Шрифт:
Володя Теплов был спокоен. Этот худощавый паренек оказался самым полезным свидетелем. Он единственный смотрел на пришедшего снизу вверх и потому разглядел лицо.
— Он не русский, — сказал он.
Софья Файнштейн удивилась: никто не упоминал об этой важной детали.
— Уверен?
— У него нос горбом. И волосы рыжие, одна прядь торчала из-под шапки.
Софья тут же пригласила смышленого парня на Петровку в МУР. Даже от школы его освободила. Несколько дней они пытались сделать то, что много позже стали называть фотороботом.
В 60-е, без компьютеров и графических программ, это было непросто.
— Это он, — прошептал школьник, склонившись к уху девушки-криминалиста.
Недоразумение быстро разрешилось. Мужчина оказался очень похож на убийцу, и это сходство помогло закончить портрет. Его показали жителям дома на Балтийской: одно лицо. Но разослать ориентировки не успели, пришла новая беда.
Город ткачих, город невест… Текстильная столица Союза — Иваново. Слухи еще не успели добраться сюда, ничто не омрачало предновогодней радостной кутерьмы. Уже 25 декабря, но милиции не до праздника, Мосгаз объявился здесь. На улице Калинина он ходит из квартиры в квартиру, пока не находит то, что ищет. Михаил Кулешов, 12 лет, дома один. Убийца бьет топором, раненный мальчик бежит в ванную — запереться, спастись. Но убийца вышибает дверь и добивает ребенка прямо там.
Буквально через час на Октябрьской улице убивают 74-летнюю старушку — преступник обрушивает на нее топор 20 раз, не оставляя ни шанса. И снова улица Калинина, другой дом, другие люди. «Мосгаз, проверка. Вы одни?». Находит квартиру, где родителей ждет 15-летняя Галя Петропавловская. Здесь убийца отступает от заведенного порядка. Сначала он насилует девушку и только потом наносит удары топором.
И все — за один день. Милиция сбивается с ног, горожане в шоке. В Иваново мчится бригада столичного угрозыска. Почерк тот же, но вдруг это еще один убийца-изувер? Среди страшных новостей есть и хорошая: Га — ля Петропавловская, несмотря на 7 ударов топором, выжила. Она в тяжелом состоянии, но опасности нет. Даже в сознание пришла. Срывающимся голосом она описывает пережитый кошмар. После нападения она ненадолго пришла в сознание и видела, как преступник не торопясь вынимал все из шкафов и бросал на пол, иногда прямо на нее. Софья Файнштейн показывает девушке составленный портрет. У Гали обморок: это он. В Москве и Иванове действует один и тот же убийца. Серийный убийца. Маньяк.
Это слово в те годы было экзотикой. Нечто вроде авокадо или фуагра. В Союзе не было ни таких деликатесов, ни серийных душегубов. Джеки-потрошители — это для прогнившего Запада, а мы из другого теста. У нас такого не может быть никогда.
Оказывается, может. Маньяк убивает ради самих убийств. Он забирает в квартирах жертв какую-то мелочь, что не может быть мотивом. Расправившись с мальчиком на улице Калинина, он унес пиджак, кофту, две авторучки и несколько облигаций. В квартире пожилой женщины улов и того меньше: карманный фонарик и 70 копеек в кошельке. У изнасилованной девушки
Отпечатков убийца вновь не оставил. Но у выжившей девушки опера все же нашли улику: тетрадный листок, на котором маньяк помечал, в каких квартирах уже побывал. Видимо, пытаясь изнасиловать Галю, он бросил этот листок на стол и забыл о нем. Почерк — это хоть какая-то зацепка. Софья Файнштейн составила специальную таблицу, на ней были видны особенности написания некоторых символов. В МУРе готовились разослать таблицу в отделы кадров предприятий. Пусть сверяют буквы с заявлениями об отпусках и приеме на работу. Адов труд, но что делать.
После убийств в Иванове скрыть существование маньяка было невозможно. О ЧП доложили министру охраны общественного порядка (нынешнее МВД тогда называлось так) Вадиму Тикунову. Он выслушал, вздохнул и поехал докладывать на самый верх. Хрущев был вне себя. Он хватался за голову, кричал и топал ногами. Страна на подъеме, говорил он, экономика идет в гору назло проклятым империалистам. Трудящиеся счастливы, на последнем съезде КПСС провозгласили, что уже через 16 лет Советский Союз будет жить при коммунизме.
— А значит, с преступностью должно быть покончено. Совсем. Окончательно. Какие маньяки и серийные убийцы, я вас спрашиваю! — так или примерно так отчитывал Тикунова генеральный секретарь. И тут же дал две недели — найти липового мосгазовца во что бы то ни стало. Иначе головы полетят. По крайней мере, с должностей.
Умели видные члены партии мотивировать подчиненных. Вадим Тикунов вернулся в министерство и передал все по команде, добавив немного и от себя.
Впрочем, в дополнительных ускорениях столичная милиция не нуждалась. Все и так работали через край. Усиленные патрули прочесывали улицы, вокзалы, аэропорты. Опера трясли контингент: карманники, карточные каталы, спекулянты и домушники — в оборот брали всех.
— Пройдемте, уважаемый, разговор есть, — выволакивали муровцы блатарей с воровских малин. — Нужно найти урода. И нам нужно, и вам. А не найдем, нам плохо будет. А вам еще хуже.
Воры в законе рвали на себе рубахи, обнажая наколки на груди, и божились:
— Не из наших это, начальник, век воли не видать…
Отряды дружинников и постовых шерстили подвалы и чердаки. И вот новость: то тут, то там вылавливали стайки нигде не учтенных граждан. Бомжи? Но их-то тоже при коммунизме быть не должно. Оказалось, что в основном это бывшие заключенные, освободившиеся, но лишившиеся жилья. Или те, кого отправили за 101 километр, но кого столица потянула непреодолимой силищей. Многих отпускали — не до них сейчас. Но были и те, кто в розыске — такие быстро возвращались в места не столь отдаленные.
Не обошлось и без курьезов. Почти перед самым Новым годом с Казанского вокзала в главк прилетел сигнал: взяли. Кого? Похожего на портрет мужика в шапке с ушами на затылок. Под полами пальто прятал топор. Муровцы летят на вокзал, и видят в камере… своего же коллегу. У него, как оказалось, специальное задание: прикинуться маньяком и проверять бдительность милиции в местах массового скопления граждан. Что ж, проверил, бдительные оказались на Казанском вокзале. Спасибо не пристрелили при попытке к бегству. А то могли ведь…