Главный бой
Шрифт:
Прискакал на горячем коне Владимир, спрыгнул, бросился к двум появившимся из-под земли героям.
— Рогдай!.. Залешанин!
Рогдай вложил меч в ножны. Они обнялись, похлопали по спинам друг друга. Залешанину князь кивнул благосклонно, все-таки простой смерд, хоть и герой. Вокруг стояла суматоха, кто-то жадно прислушивался к разговору князя и двух героев, остальные растаскивали убитых, уносили раненых, спешно подтаскивали новые бревна, поднимали упавшую часть стены.
— Как вы?.. Откуда взялись?.. Белоян
Рогдай скупо усмехнулся:
— Что он выведал?
— Что Залешанин, — сказал Владимир торопливо, — пошел на подвиг ради друга. Верно? Уговорил богов взять половину его жизни и отдать тебе. Просил, чтобы вы жили по полжизни, а потом померли в один день. Но такое нельзя, тебе суждено быть в подземном мире сразу… Тогда решили, что половинку разделят по-другому: сутки оба томитесь в мире, где светит черное солнце, а сутки… сутки на нашем белом свете!
Рогдай кивнул, оглянулся на багровый диск:
— Белоян умеет докапываться до великих тайн. Все верно, княже. Но прости, нам пора, солнце уже садится.
Он подал коня назад. Владимир спросил жадно:
— А боги блюдут договор?
— Боги не князья, — ответил Залешанин язвительно. — И мы блюдем. Сутки там, сутки здесь. Если же опоздаем хоть на минуту… хоть на конский волосок — больше белого света не видать!
Народ расступился. Залешинин поставил коня радом с Рогдаевым. Мгновение Владимир видел их застывшие фигуры. Затем из земли плеснул багровый огонь. Все ахнули и прикрылись руками от яркого света. Тут же пламя исчезло, а на том месте, где только что стояли кони героев, медленно дымилась земля.
Похоже, степняки наконец подтянули все силы. За ночь дороги оказались перекрыты полностью. С четырех сторон, хотя по обычаям войны всегда оставлялся проход, чтобы жители могли убежать и унести скарб. Тем самым сохранялись и силы нападающих: иной раз удавалось взять город почти без боя, а так запертые будут драться до последней капли крови.
Но обезумевший от горя Жужубун поклялся стереть город с лица земли, уничтожить всех от мала до велика. Малые отряды из других городов перестали пробираться в Киев, а посланная из Белгорода и Чернигова помощь напоролась на огромную печенежскую силу. Правда, отдельные смельчаки и умельцы все же проникали через печенежский стан, умело пробираясь на стыках войск разных ханов, но это уже капли, быстро тающие в жарких схватках.
Но был и нежданный подарок. Один за другим в Киев, прорезав войско печенегов, как львы проходят сквозь стаю волков, явилось семеро богатырей. На иных страшно смотреть, настолько велики ростом и свирепы, вместе привычных мечей и топоров за плечами такое причудливое, что и мечом не назовешь, но опытные воины покачивали головами: опасная это вещь в умелых руках, очень опасная… Все семеро, однако, оказались побеждены странствующим витязем Добрыней и дали ему слово явиться в Киев, где отдать мечи на службу великому князю, буде тот восхочет.
Волчий Хвост бурно ликовал, громко каялся, что называл эти повадки
Царьград никогда не спит, жизнь бьет ключом. В одной из самых высоких башен, где размещались некоторые архивы древних рукописей, свет часто менялся, становясь то лиловым, то красным, а то и вовсе противоестественно зеленым.
Знающий народ поговаривал, что там общаются с дьяволом, над ними смеялись, но нередко народ догадывается о том, что бывает скрыто за семью печатями. В той башне трое магов старой школы, ныне запрещенной, продолжали заниматься нечестивыми поисками вечной жизни, философского камня, эликсира молодости и прочих ухищрений Врага рода человеческого, коими он соблазнил еще первых людей.
Спархий проводил последнее время в башне дни и ночи. Колдуны морщились, но терпели. Могущественный царедворец поставлял им все, что требовалось для поиска: горы чистейшего золота, кровь невинных младенцев или сердца девственниц, кисти удавленников или полуистлевшие черепа древних властелинов ныне исчезнувших империй.
Они догадывались, по чьему молчаливому приказу им оказывают такую помощь. Хотя и не понимали, зачем столько сил отдается борьбе с крохотным варварским королевством на самом краю земли, в далекой Гиперборее. Однако спархий сам всматривался в матовое зеркало из древней бронзы, секрет изготовления которой давно утерян.
Когда на зеркало плескали свежей кровью только что зарезанного младенца, там возникали странные узоры, а потом можно было различить далекие картины, услышать голоса…
Спархий как раз всматривался, когда снизу негромко позвали:
— Ваше Приближенство!.. За вами гонец. Их Божественность возжелали вас допустить к своему лицезрению…
Спархий нахмурился, но губы привычно изобразили улыбку, а голос прозвучал радостно и даже счастливо:
— Бегу!.. Лечу!.. Это такое счастье — лицезреть Их Божественность!
Через двор и по ступенькам его вели под руки, почти несли, двое могучих как слоны этериотов. От них пахло нежно и по-женски. То ли только что из постелей придворных дам, то ли всю ночь дежурили в гареме.
Базилевс не спал, нервно мерил шагами кабинет. На робкое покашливание резко обернулся:
— А, ты… Долго же приходится ждать! Ну, какие новости?
Спархий съежился, он знал, о чем спрашивает могущественный властитель, но на всякий случай спросил робко:
— С рубежей войны с арабами?
— Я знаю, что с арабами! — прикрикнул базилевс зло. — Но я не знаю, что делается в том северном королевстве! Все наши люди там гибнут, не прожив и года. А кто и задержался, то вести от них доходят… словно тоже замерзают на зиму, а потом оттаивают!.. И так несколько раз.
Спархий вздохнул:
— Ну… ничего нового. Киев пока еще отбивает атаки степных племен…
Базилевс нахмурился, голос стал ядовитым:
— То-то не спешишь с новостями!
— Простите, Ваша Божественность…