Главред: назад в СССР 2
Шрифт:
— Конечно, — подтвердил я. — У меня есть на примете несколько внештатников, которые вполне могут писать на постоянной основе. Плюс я планирую уделять много времени юнкорам, которые потом составят внушительную часть нового коллектива. Потом в университете будет летняя практика…
— Ох, Женя, это же головная боль, — Хватов побарабанил пальцами по столу. — У тебя в районке и так их много будет.
— А что делать? — возразил я. — Как им еще учиться, если не на практике?
— Да это все понятно… — махнул рукой Богдан Серафимович. — Я больше так, ворчу. Сам ведь практикантом когда-то был. Как и ты.
Он засмеялся,
Во время учебы я, как и многие будущие журналисты, писал пробные заметки, некоторые печатались. Помню, я даже свой первый гонорар получил в «Тверской жизни», как стала называться после развала Союза «Калининская правда». Пятьдесят рублей! И это при том, что там довольно-таки строго вычитывали материалы, порой и краснеть приходилось. Особенно мне от Киры Степановны Кочетковой доставалось… Эдакая школа жизни.
А потом я, уже будучи без пяти минут выпускником, подрабатывал в одном частном издании. Так вот там мне попался грамотный наставник, который тоже увидел во мне потенциал и давал интересные задания. Не забывая, что самое важное, об обратной связи. Так что в профессии я состоялся во многом благодаря этому дядьке с немного бандитской внешностью, но мощным аналитическим складом ума. И подход его потом сам использовал в нашем холдинге.
Игорь ведь, наш главред, с удовольствием брал практикантов, тем более местных, любгородских. Во-первых, студентами можно было прикрыть бреши в ежедневной рутине — новостной ленте и телеграм-каналах. А во-вторых, с подающими особые надежды он не только передавал маститым подчиненным, но и возился сам. В итоге к нам пришла та же Катя, которую на момент моего ухода в эту реальность называли чуть ли не преемницей Софии Кантор…
А еще практикантов очень любили фотографы — Макс и Кристина встречали новеньких с распростертыми объятиями. И тут же наваливали заданий, с которыми сами откровенно зашивались. Потому что творчество в двадцать первом веке значительно осложнилось объемами информационных потоков — когда события валятся одно за другим, сложно подходить ко всем заданиям с одинаковым рвением. Любопытно, в общем, дела обстояли в будущем.
И теперь у меня самого появился реальный шанс подготовить крутых журналистов, лучших из которых я потом отберу себе в холдинг.
— Что ж, Евгений Семенович, — Грачев отложил в сторону характеристику Зои, — у меня больше нет вопросов. Коллеги?
— У меня тоже, — сказал Хватов. — У меня был опыт работы с Женей напрямую. Не во всем мы с ним соглашались, но журналист он отличный. Уверен, что два издания он потянет. А у вас, Евсей Анварович, остались вопросы?
Чекист в какой-то момент перестал участвовать в беседе и просто внимательно слушал. Я даже чуть было совсем не забыл
— Сейчас нет, — Поликарпов покачал головой, внимательно глядя мне в глаза. — Но, думаю, они возникнут в процессе работы. Вы же это понимаете, Евгений Семенович?
Нет, рано я расслабился — еще ничего не закончилось!
Глава 36
— Мне казалось, Евсей Анварович, что мы собрались заранее обсудить все острые углы, — я не собирался унижаться перед кагэбэшником, демонстрируя подобострастие побитой собачонки. Нет, пусть сразу учитывает, что держать меня в страхе и использовать втемную не получится. — У вас есть какие-то претензии к моей личности? Или к моим профессиональным навыкам? Скажите это сейчас, а не потом, задним числом.
Хватов, услышав это, поперхнулся кофе, а Грачев сделал страшные глаза. Видимо, пытался мне показать, что я слишком увлекся. Но Поликарпов мой выпад, наоборот, оценил.
— Мне нравится откровенность в людях, — ответил он, и в голосе не было слышно ни осуждения, ни угрозы. — С открытыми проще работать.
— Понятно, чего от них ждать? — усмехнулся я.
— Именно так, — конторский не стал юлить. — Когда человек говорит одно, а в голове у него совершенно другое, в любой момент все может пойти боком. А так… Вы спрашиваете, есть ли у меня к вам какие-то претензии. И достаточно ли компетентным я вас считаю. Отвечу: к вашим профессиональным навыкам у меня никаких вопросов. Но вот горячность…
— Про чернобыльцев, когда ты поторопился… — подсказал Хватов, но Евсей Анварович бросил на него едва заметный быстрый взгляд, и тот осекся.
— Порой вы, Евгений Семенович, склонны к импульсивным поступкам, — Поликарпов вернулся к разговору со мной. — В тот раз вы попали в цель, но всем рано или поздно свойственно ошибаться. Это и есть моя к вам претензия. Сильно рискуете.
— Предлагаете согласовывать материалы с КГБ? — я задал вопрос в лоб.
— Думаю, это лишнее, — улыбнулся Поликарпов. — Напротив, я предлагаю… слегка, так скажем, отпустить вожжи в вечерке. Помнится, вы сказали, что хотите предоставить трибуну представителям разных профессий. Получается что-то вроде рупора перестройки…
— Я бы не называл это рупором… Просто возможность высказаться.
— Называйте как хотите. Я о другом. Откровенность за откровенность.
А вот это действительно интересно. Чекист не просто оценил мою прямоту, но и действительно готов теперь говорить на равных.
— Комитет отслеживает настроения в обществе, — чуть помолчав, продолжил Поликарпов. — Это важно для государственной безопасности, мы все здесь взрослые люди и отлично всё понимаем. Поэтому вашей вечерке, Евгений Семенович, позволят чуть больше.
— А взамен? — я выдержал тяжелый немигающий взгляд.
— Будете помогать нам держать руку на пульсе, Евгений Семенович, — улыбнулся, прищурившись, Поликарпов. — Народ высказывается, вы пишете, мы читаем. Сумеете удержать баланс между хвалебными речами в адрес правительства и оголтелой критикой?
— Истина всегда лежит где-то посередине, — я ответил расхожей фразой.
— Значит, мы поняли друг друга, — кивнул чекист. — И добавлю на всякий случай: это не охота на ведьм, а измерение средней температуры по больнице.