Глаз дракона
Шрифт:
— Всяким мудакам мне сказать нечего. Забирайте меня. Гарантирую, что через пару часов я буду на свободе, а вам придется начинать заново карьеру.
— Лю Цинде, знаешь такого?
— Первый раз слышу.
— Ну как же, твой двоюродный брат, работал на тебя.
— Первый раз слышу. Не верите — везите в отделение.
Старший следователь вытряхивает мусор из корзины для бумаг и ставит ее у ног Чжэня. Достает полбутылки маотая из стола и часть выливает в корзину. Комната быстро заполняется алкогольными парами. Берет со стола пачку купюр, засаленных, с обтрепанными краями. Красно-коричневые с зеленым разводы делают юани похожими на крылья моли, и даже на ощупь они такие же, с запахом пыли… и старых штанов. Он бросает пачку в корзину.
— Говорят, в провинции Кастас Шань в суровую зиму жгут все подряд, чтобы не замерзнуть. Ценится только то, что жарко горит.
Чиркает спичкой. В глазах Чжэня тоже полыхает огонь. Запах серы и алкоголя — как зарубка на память об этой минуте. Чжэнь извивается в руках Яобаня.
— Что же вы делаете, суки, что же вы делаете-то?
— Цинде. Вспомнил что-нибудь?
— Еще раз говорю — не знаю!
Жёлтый огонек ползёт по спичке. Белое превращается в чёрное. Спичка падает в корзину. Легкое шевеление — и огненный шар вспыхнувшего алкоголя. Оранжевый хлопок сгоревшего воздуха. Жаркий запах старой бумаги и несбывшихся покупок сушит рот.
— Нет, нет, не надо… Подонки. Вы просто подонки.
Он почти визжит, сжав кулаки. Лицо, глаза подсвечены голодным, всепожирающим огнём.
— Психи… сожгли две тысячи юаней. Да вы в своем сраном БОБ за четыре месяца столько не получаете.
Пиао берет следующую пачку купюр.
— Прибыльное это дело — наркота и шлюхи. Очень прибыльное. В Кастас Шане ты был бы очень уважаемым человеком, мистер Хозяин Ресторана. Костёр твоих трудов быстро гаснет, но как сильно греет…
У Чжэня на висках набухают вены, как синие от закалки звенья цепей.
— …ну что, поговорим про твоего двоюродного брата Цинде?
— Сказал же, не знаю такого.
В огонь падает еще одна пачка.
— Да прекратите же, подонки…
Уголки купюр темнеют, закручиваются. Оранжевое пламя под неподвижными рисованными лицами.
— …скажите, как вас зовут, ублюдки, я хочу знать ваши блядские имена.
— Поговорим о Цинде.
Еще пачка купюр по десять юаней. Веером на ладони. Блеклым, потрепанным, в пятнах и надписях, веером.
— Про Цинде.
— Ладно, ладно. Работал на меня по мелочи. Шустрил помаленьку.
— Что за работа?
Ответа нет. Пиао роняет в огонь несколько купюр.
— Вроде посыльного. Деньги собирал, так, по мелочи.
— Что ещё?
Чжэнь качает головой. Еще несколько зеленых купюр гибнут в огне. Желтеют, потом чернеют.
— Ладно, вы… Делал и серьезную работу. Крышевал, договаривался и деньги собирал. Способный был, злобный, юркий.
— Но последнее время ты его не видел?
Опять молчание. Старший следователь наготове у костерка.
— Жадничать начал. Все они так. Прыткий очень, хотел свой кусок пирога. Можно сказать, мы разбежались. Да вообще, какая вам разница.
Пиао бросает на стол оставшиеся деньги.
— Лю Цинде вытащили из реки мёртвым, как бревно, без глаз, без кончиков пальцев, опознать невозможно. По мне, так это наркота. А ты что скажешь?
Чжэнь вдруг начинает нервничать. Посыпались торопливые слова, вместе с каплями пота по лицу.
— Я выкинул его, конечно, но не убивал. Я так дела не веду, чтоб людей убивать. Даже тех, кто меня нагрел. Конечно, пиздюлей я ему отвесил, чтоб знал, как меня кидать. Но чтоб так, как вы тут рассказываете — глаза, пальцы отрезанные… я в такие игры не играю. Можете посмотреть в моём деле.
Огонь погас, только рубиновые искорки плещутся на черной лепешке первых пачек. Кое-что из того, что наговорил Чжэнь — правда, Пиао её чует.
— Что написано в деле, я знаю. Я думаю о том, что там не написано. Такие, как ты, на всё способны.
Старший следователь разбрасывает купюры по столу. В воздухе лениво кружатся бледные бумажки. Деньги… сладкие и горькие. Рождают мечты, убивают мечты. И не дают забыть. Как она тоскливо вздыхала, отводя от него взгляд…
Почему у нас вечно нет денег? Потрачу на себя десять юаней — и мучаюсь, что лучше бы я купила еды. А мне хочется купить духи, новую одежду… и еще я мечтаю о малышах, упитанных малышах.
Упитанные малыши. «Нэмма бай, нэмма пан». Белые, жирные.
— Я тут ни при чём. Я не видел Цинде больше месяца. Этого мудака тут как-то не особо любили. Его бы убивать очередь выстроилась на три квартала. Но меня среди них нет. Я на этом деле могу многое потерять…
Он улыбается, кивает на покрытый банкнотами стол. Безупречные зубы в свежих коронках. Стена фарфора, кипельно белого.
— …поговори с людьми. Я дам тебе список. Начиная с брата Цинде. Тот его тоже качественно через хуй кинул, так, что ему теперь из говна не выбраться. Се — могучий мужик, на такие дела глаза закрывать не будет, брат там или не брат.
— Он работал на Се?
— Ходили слухи.
— И что он делал для Се?
— Как обычно. Девочки. Крыша. Се контролировал почти всё в Хункоу и Пудуне. Учитывая, с каким размахом иностранные компании лезут через реку, сейчас там горячее время.
— И наркотики?
Чжэнь кивает, но внезапно по ту сторону его глаз вспыхивает осознание. Он расслабляется в тисках рук Яобаня. В его выражении появляется развязность.
— Вы не знали, что Цинде — брат Се, так? Тоже мне БОБ!