Глаз дракона
Шрифт:
Глаза Жэньтана переползают на следующий рапорт.
— Х8… последний ваш клиент. 27 лет. Родился в Шанхае, по соседству с Гундэлинь. Далеко от дома не ушёл. Зовут Янь Цзыян. Лежал в психиатрической лечебнице. Полный псих. Отрезал яйца двоюродному брату, тот умер от кровопотери. Потом пытался отрезать яйца себе. Надо было ему не мешать. Заключён в Гундэлинь.
Он потирает руки, а потом вытирает об угол скатерти, будто у него на ладонях дерьмо, а не пот.
— Ты уверен, что это они?
Жэньтан поднимает взгляд. В уголках рта проявляется злость. Светло-жёлтый желток перепелиных яиц устроился в щелях зубов.
— Уверен. Ради этого ты мне угрожал? Вот они, целые лица. Вот их паспорта.
Пиао наливает чаю себе и Барбаре. Запах утра понедельника.
— Я угрожаю потому, что никто, включая тебя, не делает свою работу кроме как из-под палки.
— Ну что, ты получил, что хотел и толку? Они всё равно мертвы, а я больше не боюсь твоих угроз и не считаю тебя своим другом.
Глаза старшего следователя находят окно. По ту сторону озера — медленная волна гинкго, изгибаются стены парка… массово идущий на обед город, увенчанный Жёлтыми Драконами, едкими горчичными облаками, поднимающимися из сотен тысяч заводских труб. Покой сада, мясорубка, подступившая прямо к его стенам, как можно примирить такие противоположности? И что-то в словах Жэньтана не даёт Пиао покоя. Что-то здесь не так, что-то выпадает. Ещё одно противоречие.
— Как они вообще оказались в Хуанпу? Они ведь совершили тяжкие преступления. Четырём из пяти светило верное лаогай… пожизненный срок. И это ещё если повезёт. Как их вообще выпустили из Гундэлинь, что они делали на свободе?
Пиао думает вслух. Говорит скорее для себя и для бога, который никогда не отвечает. Жэньтан встаёт уходить, грубо отпихивает стул. Лезет в глубину брючного кармана и швыряет пару смятых банкнот и монеток на стол.
— Не хочу, чтобы ты, сука, платил за мой чай…
Он обходит угол стола, тень его, голова его нависают над плечом Пиао. Чувствуется тепло его дыхания. Мощная смесь свиной ветчины, дорогого табака и долгого сна.
— …почитай рапорты, следователь Пиао, кто сказал, что их выпустили из тюрьмы Гундэлинь? Только один был на свободе. Цинде. Твой помощник, Яобань, должен бы всё о нём знать. Это он упёк его за решётку. Может, тебе стоит спросить тех, кто вокруг тебя — как так получается, что они молчат, доставая из реки знакомого покойника?
Голос Жэньтаня иглой вонзается в среднее ухо старшего следователя и доходит до мозга.
— Остальные четверо, Юнши, Фэн, Дэцай, Цзыян… их не выпускали из Гундэлинь. «Официально». Как ты сказал, они совершили тяжкие преступления. Судья оценил. Их казнили за день до того, как ты вытащил их из Хуанпу. Официально их тела сгорели в тюремном крематории. Официально ты никак не мог вытащить их из реки. Официально ты расследуешь убийство, которого никак не могло произойти. Официально их уже расстреляли…
Он поправляет очки.
— …ну и с чем ты остался, мой охуительно опасный друг?
Шаги его беззвучны. Когда старший следователь поднимает взгляд, Жэньтана уже нет. Только звук остаётся в голове Пиао, тысячи вопросов, и каждый из них просится на язык. И через лабиринт тянется единственная красная нить. Название Гундэлинь. «Лес добродетели».
Глава 15
Улица Нанцзин протянулась на шесть миль. С запада на восток врезается она в город потоком ветровых стекол, и режет его, как бритвой, на две части. На ней разлеглись четыре огромных универмага, начиная с номера 10 на Нанцзин, 635, где покупки делают сами китайцы. Универмаг номер 1 на Нанцзин, 830, тот, что с краю Народного Парка, самый большой в стране. На его просторах есть все, что позволено иметь китайскому труженику.
Остальные магазины также хотят ухватить свою долю прибыли от ежедневного миллиона прохожих. Купите шёлка на Нанцзин, 257. Или драгоценностей на Нанцзин, 428. Синьхуа продаст вам книги в доме 345. Фарфор и керамику вы найдёте в 550-м и 1698-м. Тофу и дичь в ресторане Янчжоу, Нанцзин, 308. В 190-м торгуют флагами и гобеленами. Обшитая деревянными панелями столовая кантонских Синья ждет вас в доме 719. Парикмахерская Синь Синь в 546-м. Восемь мастеров стригут без остановки. Мужчин — на первом этаже, женщин — на втором. Добавьте пять юаней — и вот вам традиционный массаж в специальном массажном кресле. На углу с Сычуань Чжунлу стоит кофейня Дэда Сицайшэ, где подают знаменитые шоколадные булочки. Через пару дверей, в доме 143, расположился Дунхай Фаньдянь и мятный кофе. А за углом магазин косметики «Друг лица». Их знаменитая «питательная пудра» — в центре витрины. А на полках — ряды тюбиков помады, рядом — большой пластмассовый сверкающий палец. Длинный элегантный ноготь выкрашен красным лаком. Очень красным, кроваво-красным.
Этот бар находится на Нанцзин, но в неудачном месте. Далеко от престижных магазинов и дорогих отелей. То есть с той стороны лошади, где хвост и, само собой, навоз. Туристы сюда не лезут, а Нанцзин сливается дорогой, ведущей в аэропорт Хунцяо.
На двери ничего не написано, запросто можно пройти мимо. За дверью — полутёмный коридор, крепко воняющий мочой и слегка — маотай пятидесятиградусной крепости. Вниз по лестнице — бар. В стране, где все на виду, здесь можно укрыться, затеряться. Исчезнуть, надравшись в хлам. Ещё не вечер, но бак позади прилавка полон пустых бутылок без этикеток. Две из них — Яобаня.
Шишка у бара берёт еще одну. Пиао провожает его взглядом. Замечает, как начищены его ботинки. Закрывает стакан ладонью, отказываясь от предложения Яобаня налить ещё.
— А вы, госпожа американка, попробуете жёлтого вина?
Пиао переводит.
— Хорошее вино?
Пиао пожимает плечами.
— Кому как. Мне не нравится. Это старое вино, мутное, оно путает мысли. Много лет оно лежит в земле в глиняных бутылках. Затем его смешивают с молодым вином. Напоминает ваше шерри. Если вам нравится липкий сироп, тогда другое дело. Но в нем 19 градусов, пиво после него покажется водой.
Яобань улыбается, наклоняя бутылку. Барбара качает головой, сплетает пальцы цвета слоновой кости над стаканом.
— Уж лучше я добавлю воды.
Пиао подливает ей Цинтао, янтарная волна пива словно согревает ей пальцы.
— Хорошо, босс, как же хорошо. Как на Новый Год. Почаще бы так сидеть.
Глаза закрыты, варёная сарделька языка розовеет между зубами — Шишка одним глотком вливает в себя вино. Снова наполняет стакан.
— Я легко договорюсь с водилами из «Свободных перевозок» перевезти сюда наш кабинет, Босс. Мне подойдет вон тот столик.