Глаз дракона
Шрифт:
— Они не залечили тебе зубы, пока ты лежал в больнице?
— Я просил. Хуй от них чего дождёшься…
Он открывает рот, зев угольной шахты. Тычет пальцем в гнилой коренной зуб.
— …не экономично. Как здоровье гражданина может быть «не экономичным»? Суки доктора.
Пиао выливает остатки чая на унылую поросль заварки на дне чайника. Душераздирающее зрелище.
— Не надо было тебе приходить. Куда угодно, только не сюда.
— Никуда мне больше не угодно.
Старший следователь узнаёт слова, чувства, ощущение,
— Лусиншэ, шестое бюро. От них результаты есть?
— Да, можно сказать что есть. Отчёты у вас на столе. Стандартные сведения по Хейвуду. Документы на визу. Приезды, отъезды, разрешение на перемещение по стране. По остальным ничего.
— Что ответили Май Линь Хуа из Гундэлинь и товарищ директор муниципальной тюрьмы?
— Тоже на столе.
— Что-нибудь хорошее сказали?
Шишка, улыбаясь, зарывается в груду папок. Язык бьётся между зубами, как мышка, пытающаяся выбраться из мышеловки.
— Вот, смотрите…
Он триумфально поднимает папку.
— …рукописная записка от Хуа, она приглашает вас на чай в Гундэлинь. Остальное — фигня.
Он роняет записку аккурат в мусорное ведро.
— …я отправил старого коня Синя и тех троих, которых прислал Шеф, ковыряться в личных делах заключённых, выпущенных в прошлом месяце. Их там немерено, но бог его знает… вдруг найдётся что-нибудь по татуировкам с трупов…
— Трое, которых прислал Липинг, ты их знаешь?
— Нет, но ботинки у всех грязные. Обычно это добрая примета.
Пиао открывает ящик стола, убирает в глубину свою чашку. Там уже стоят четыре таких же.
— Ладно, пусть роют…
Закрывает ящик и отталкивает стопку рапортов. Они дюнами разлетаются по столу.
— …но не объясняй в подробностях, что и зачем они ищут.
— Конечно, Босс. Заступы в руки, а с семенами потом сами управимся.
Яобань вытаскивает мятый клочок бумаги из кармана.
— …кстати, Босс, вам звонили. Имя не назвали, звонок из таксофона. Он сказал, что будет ждать вас в чайном доме Хусинтин, Юй Гарденз.
— Во сколько?
— Полчаса назад, Босс.
Пиао стремительно хватает записку и суёт в карман.
— Яобань, наведи справки в Фудане, а? Я хочу знать имена и данные на студентов, друживших с Бобби Хейесом. Тех, кто общался с ним. Тусовался вместе. Пил там чай.
Шишка потирает руки и проверяет запах дыхания. Горький, как бычий пузырь.
— Такая работёнка мне по душе, Босс. Обожаю студенточек…
Он подтягивает засаленный узел на галстуке.
— …а зачем они вам нужны? Есть тема?
Пиао выходит из-за стола, застёгивая китель. На улице холодно не по сезону.
Но в любой сезон его часто навещает озноб.
— Да не сказал бы. Но бог его знает… — Он стучит себя пальцем по крылу носа, — …есть внутреннее ощущение, что из этого может что-нибудь получиться…
На полдороге к дверям он останавливается и разворачивается.
— …твой брат, Пань…
— …не надо, Босс, мы уже всё сказали.
Пиао кивает, выходит в коридор и аккуратно закрывает дверь. Только на полпути к Юй Гарденз он понимает, что сказать всё не получится никогда.
Каждый день будет таким суровым. Каждый кусок фарфора — таким белым. И каждая смерть — такой мрачной.
Прошло пять лет с тех пор, как Пиао в прошлый раз был в Юй Гарденз; тут он понимает, что роется в воспоминаниях, будто они — коробка конфет. Вот её губы, она пьёт Сюньхуача… розовые лепестки, отлитые в гипсе, и в дуновении её дыхания — жасмин. Точки разлома… где так не хочется находиться. Спор. Пролитый чай, пятно расплывается по скатерти. Слова, они кричат имена друг друга… нестираемое, и невыносимое воспоминание, даже после стольких лет.
В Юй Гарденз неестественно тихо. Слишком рано для местных. Не сезон для туристов, автобусы с которыми обычно запруживают Хэньаньлу. Чайный дом Хусинтин расположился рядом с Мостом Девяти Поворотов, если он правильно помнит. Сердце Озёрного Павильона, расположенное в воде, наполненной изумрудными водорослями и листьями лотоса. Чай Лунцзин здесь дорогой. Дешевле, чем Усинлин… всего пятнадцать фен за чайник, и горячей воды можно доливать, сколько влезет. В Хусинтин платишь ещё и за сервис, за фарфоровые чашки и белые простыни. Когда ты влюблён, тебе всё равно, это как предварительные игры. Когда ты не влюблён, когда ты идёшь по рабочим делам… тебе плевать на такие штуки. Фарфор, белые скатерти… они не стоят лишних фен, потому что тебе на них посрать.
Жэньтан сидит в дальнем углу Хусинтин, пьёт чай и ест перепелиные яйца. На его лице господствуют громадные очки в чёрной оправе, будто каждый глаз показывают на экране маленького телевизора. От чая одна линза запотела до матового цвета. Он не поднимает взгляд.
— Кто эта женщина?
— Тебе незачем знать.
Пиао пододвигает стул Барбаре, потом садится сам. Жэньтан чистит перепелиное яйцо, скорлупа второй кожей покрывает пальцы. Взгляда так и не поднимает.
— Мне незачем знать! Как бы я хотел вообще не знать об этом вашем деле! Это же пиздец…
Он пьёт чай, почти допивая до дна; угольный обрезок листа прилепился к белизне фарфора.
— …Дао-мэй,Пиао. Дао-мэй…
Он поднимает глаза. Чёрные, нервные, запертые за стеклом, накрытые отражениями ветвей обезглавленных чёрных деревьев из окна напротив.
— …знаешь, как тебя зовут в управлении. «Непруха». Вокруг тебя все умирают. Это твоё дело Хуанпу, куда ты и меня втянул. Никто не знает ничего, но все обсуждают. Никаких подробностей, только слухи и имена. Имена всех тех, кому рядом с тобой пришёл пиздец…