Глаз дракона
Шрифт:
— Барбара Хейес, вы в курсе, который сейчас час?
— Барбара и на ты.
— Не понял.
— Барбара. Ты зовёшь меня по фамилии и на вы. Ты заработал право звать меня просто Барбара.
Машины, фонари, мосты, тонированное стекло, тело, куклой летящее по воздуху. Пиао видит всё это. Остатки снов вонзились в память, вцепились изо всех сил.
— Ты звонишь мне в такую рань, чтобы обсудить, как нам друг к другу обращаться. У вас в Америке так принято?
— «Мир». Студент сказал мне это слово, когда его сбила машина. Трижды.
— Мир, значит. И всё?
— И всё. Звучит, конечно, нелепо, но я почему-то уверена, что это важно.
— Всё, что человек из последних сил говорит за минуту перед смертью — важно. А уж если повторяет три раза…
Пиао садится на край постели, отхлёбывает воды. На вкус — хлорка и пыль.
— …чтобы понять, что он сказал, надо прикинуть, что же такое важное он мог бы захотеть тебе сообщить…
Он заматывается в одеяло.
— …что бы ты спросила у него при встрече первым делом?
— Наверно, про Бобби. Когда он видел того в последний раз. Чем он занимался. Что говорил. Как выглядел.
Пауза.
— …нет, неправда. Я бы спросила его про девушку Бобби. Как её зовут. Как она выглядит. Где живёт.
— Парень лежит у тебя на руках. Ты говоришь ему, что всё будет в порядке. Но смерть уже рядом, и он это понимает…
Старший следователь вскакивает на ноги, бродит вокруг телефона. Одеяло наброшено на плечи.
— …мир. Какой там к шутам мир, когда тебя убивают, и тем более зачем повторять это слово трижды? А оно ведь прочно сидело у него в голове. Он хотел успеть перед смертью что-то сказать о девушке. Имя? Где она…
Одеяло летит на пол. Пиао уже натягивает штаны, не успев даже вымолвить своё озарение.
— Ты что-то понял? Знаешь, почему он сказал «мир»… и потом повторял?
Старший следователь нашаривает на столе ключи. Телефонный провод натянулся. Пальцы застёгивают пуговицы вчерашней рубашки.
— Я подъеду к Цзин Цзян через двадцать минут.
И не дожидаясь ответа, вешает трубку.
170 Наньцзинсилу. Отель стоит на углу. Фойе, кричаще жёлтое, похоже на полон рот золотых зубов у высокопоставленного чиновника.
Пиао никогда прежде не входил в эти двери. Здание это стало частью его, и каждого шанхайца, как речь с явственным акцентом, из-за которого шанхайский диалект кажется остальным китайцам чуть ли не иностранным языком. Как еда с излишком рапсового масла, кулинарный вывих, отличающий шанхайскую кухню. И полное убеждение, которое разделяет каждый шанхаец, что за городской чертой существует лишь тьма.
Стойка администратора яркая, кричащая. Вздрогнув, старший следователь поправляет галстук. Сейчас 3:45 утра. Громадное пространство опустело, лишь ночной портье никуда не делся. Ногти обгрызены до мяса. В кармане плоская фляга, едва початая. Маотай, ферментированное вино из пшеницы и сорго… на губах налип его острый запах. Барбара отстаёт на два шага… дотягивается до руки Пиао, тянет его назад.
— Что мы здесь делаем?
Она почти шепчет. Пиао продолжает идти к стойке. Пачка отельной бумаги лежит рядом с регистрационной книгой. Старший следователь разворачивает её так, чтобы Барбара увидела шапку. Плавные буквы золотой краской, теряющиеся в жёлтом свете.
ХЭПИН… ОТЕЛЬ МИРА.
— Ты бы правда сделал так, чтобы его выгнали с работы за пьянство, если бы он не помог нам?
— Я бы сообщил в его Даньвай. Они бы с ним разобрались. А чего ты ожидаешь от законопослушного гражданина?
Пиао жмёт на кнопку лифта, верхний этаж. Двери со стоном закрываются. Лифт передёргивает, прежде чем он начнёт своё неторопливое восхождение.
— Чего ты ожидаешь от хорошего следователя по убийствам?
Барбара разглядывает себя в большом зеркале, отражение Пиао смотрит из-за плеча.
— Повезло тебе, что он пил. А то как бы ты стал выбивать из него информацию?
— Ночные портье пьют все, это так же гарантировано, как то, что коридорный роется в твоём нижнем белье. А если бы не сработало, я бы сначала переломал ему руки, потом ноги…
Она замирает посреди движения, пальцы будто увязли в волосах.
— …а если бы не помогло и это, я бы взялся за его флягу маотай.
Лифт тормозит, останавливается, двери распахиваются. Барбара поворачивается к Пиао лицом. В уголках его рта остались отблески улыбки.
— А могло просто совпасть, что парень сказал «мир»… и название этого отеля? Девушка на верхнем этаже, портье мог сказать наверняка, что она была беременна.
Двери лифта начинают закрываться. Старший следователь рукой заставляет их открыться снова.
— Это не совпадение. Совпадения не живут в комнате с окнами на восток, с видом на посадочную зону парка Хуанпу. С видом, о котором столько писал твой сын в открытках.
Она проскальзывает в щель между его рукой и дверью. Отблеск его лица, лифт захлопывается и проваливается вниз. Он прав, конечно. Она знала и сама, что совпадения не живут в комнате с видом на парк Хуанпу.
Видишь ли ты воды Жёлтой реки, спускающиеся с небес, неотвратимо стремящиеся к морю?
Аварийное освещение гоняет по коридору мохнатые тени. Тяжёлый ковёр упрятан под молочный целлофан. Повсюду натыканы малярные стремянки. Обои полусодраны, висят потрёпанными кисточками. Запах краски, скипидара, лака… и Цзяоцзы,рыхлых треугольников из мяса и овощей, пожираемых во время торопливых перерывов на обед. Почти осязаемый пожар несварения.