Глаз дракона
Шрифт:
— …третья — женщина по имени Е Ян. Национальность пока неизвестна. Она была любовницей американца, Бобби Хейеса. Она была беременна, на пятом месяце.
Взгляд товарища старшего офицера не ослабляет давления. Слова «женщина», «беременна» не вызывают волн на воде.
— Опознание американца подтверждено?
— Да, товарищ офицер. Стоматологическое и позитивное свидетельское опознание.
Руки расцепляются. Одна гладит лысину, водит по крышке черепа. Щетина склоняется под ладонью, потом снова встаёт столбом.
— И всё?
— Девушка, Е Ян, она жила в отеле «Мир». Комната и телефоны прослушивались. Техника сложная, дорогая.
— Шестое бюро?
— Думаю, да, товарищ офицер.
— И ты хочешь получить записи?
Пиао кивает.
— Ты знаешь, сколько отелей в городе входит в зону интересов бюро?
— Одиннадцать, товарищ офицер.
— Больше пяти тысяч комнат. Половина минимум оснащена прослушивающими устройствами. Едва ли 10 % из них отслеживаются и пишутся. И ты всё равно хочешь получить плёнки, если они вообще есть?
— Это жизненно важно для расследования, товарищ офицер. Они могут дать нам ниточки к другим жертвам. Возможно, мотив убийства.
— Я и сам понимаю, что могут дать эти записи, старший следователь…
Он встаёт на ноги, суёт большие пальцы рук в карманы. Его поза каждым элементом выражает силу.
— …уйдёт много времени, да и сил тоже, но я прослежу, чтобы ты получил нужные тебе записи…
Несколько минут он не говорит ни слова. Молчание становится острым, как колючая лента. Пиао считает каждую секунду.
— …расследование пока остаётся на тебе. Ты уж постарайся обеспечить своё «намечается движение». Свободен.
Только выйдя на улицу, Пиао понимает, что не переводил дыхания с тех пор, как вышел из кабинета Липинга. Лёгкие уже горят, как янтарный уголёк. Вдох получается долгим и неровным, как у старого функционера, храпящего на съезде Политбюро.
Липинг, обманчивый человек, напоминает старшему следователю поговорку: Быка из округа Ву не задушишь лунным лучом.
Другими словами, он совсем не то, чем кажется. Пиао ожидал, что вокруг записей разразится драка. Будет битва за каждую строку рапорта. Может, даже официальное расследование его собственной теории убийства Паня Яобаня и несчастного студента. Старший следователь делает очередной глубокий, неровный вдох, выдох, прочищая нос от запаха Шефа.
Липинг не тот, кем кажется. Е Ян, записи из комнаты отеля… увижу ли я их?
Он идёт и курит… полпачки улетело, прежде чем он это понимает. Безвкусный дым стал его завтраком, обедом, даже ужином. И мысли, повтор каждого слова, что произнёс Липинг. Только когда он находит кость, в которую можно от души вцепиться, он прекращает курить… скатывает пачку в тугой комок, про себя повторяя слова. Шеф…
«…одного у тебя в рапортах нет — описания хоть кого-нибудь из трёх пассажиров чёрного седана Шанхай…»
Откуда Липинг знал то, чего знать не должен? Того, чего не знал и Пиао, и о чём ни слова не было во вдоль и поперёк перерытых страницах рапортов? Что в чёрном седане Шанхай было именно три пассажира?
Второй раз он выдаёт знание того, чего знать не должен. В первый раз… ошибка, догадка? Но во второй? Товарищ старший офицер Липинг, он не тот, кем кажется. Он знает вещи, которые знать не должен.
Глава 14
Ни нар — «Откуда ты?»
Телефонные разговоры в Китае всегда начинаются этой фразой. Китаец скорее ответит на этот вопрос, чем скажет своё имя, если окажется в новом месте; там, где его не знают.
Ни нар — «Откуда ты?»
«Объясни свою общественную принадлежность, свой Даньвэй».
Каждый китаец принадлежит к Даньвэй; это определяет место работы, офис, община, завод, школа. Даньвэй — строительные блоки китайского общества. Второе гражданство, крепко увязанное на первое. Даньвэй обеспечивает тебя всю дорогу, от рождения до смерти. Он может удовлетворить любую потребность. Где жить, куда отправить учиться детей, где лечиться, когда ты болен, снабжать тебя пищей, промышленными товарами… велосипедами, радио, телевизорами. Но Даньвэй не только даёт. Он ещё и берёт. Он предъявляет к тебе требования. Если хочешь жениться, тебе придётся получать разрешение у Партийного Секретаря Даньвэй. Они проверят благонадёжность обоих. Смотря по результату тебе дадут разрешение, или откажут в нём. Если хочешь поменять работу… придётся получить согласие Даньвэй. Если китаец хочет встретиться с иностранцем, положено сначала получить разрешение, потом доложить в Даньвэй, о чём вы говорили. Чтобы покинуть место проживания больше, чем на день, надо снова получить согласие Партийного Секретаря Даньвэй. Когда ты умрёшь, похоронит или кремирует тебя тоже Даньвэй. Это утроба, которую тебе никогда не покинуть. Уровень контроля власть предержащих над китайским народом, который не поймёт ни один ян-гуй-цзы…«заморский дьявол».
Каждый отдел кадров Даньвэй хранит запечатанный конверт на каждого сотрудника; биографическая информация, трудовая книжка, документы об образовании. Но в этом конверте лежит много всякого сверх того. Политические доносы соседей, хотя бы и голословные. Оценка Партией человека как активиста, или возможного, а то и подозреваемого контрреволюционера. «Генетическая теория» Партии предписывает делать… анализ, семейное дерево каждого члена Даньвэй на три поколения назад. Кем были отцы, деды, прадеды… землевладельцами, капиталистами или крестьянами? Только функционер может получить доступ к содержимому досье на человека. Твои глаза никогда его не увидят. А они — всегда в курсе.
Только функционеры через Даньвэй могут расписать твою жизнь ещё до того, как ты появился на свет. Могут вести тебя всю дорогу, и их светофоры будут гореть тебе красным на каждом перекрёстке… если им того захочется. И похороны твои спланированы уже в день твоего рождения.
От рождения до смерти. Их тень нависает над тобой.
«Ни нар» — «Откуда ты?»
Вы знаете, откуда я… где бы я ни был.
— Херово выглядишь.
Яобань дотягивает бычок.
— Спасибо, Босс, я тоже рад вас видеть.
— Когда пришёл?
— В шесть. С тех пор, как Паня застрелили, ни хуя не спится.
Пиао присасывается к чаю. Который успел остыть.
— У врачей есть таблетка на любой случай.
— Пробовал. У меня от них днище вышибает — за толчок руками держусь. Лучше уж я буду маяться бессонницей.
— Я тоже предпочёл бы, чтобы ты маялся бессонницей. Уважаю твою гражданскую совесть.
Шишка улыбается. На зубах чёрный налёт, как на заварочном чайнике.