Глаз Лобенгулы
Шрифт:
Отбросив покрывало и забыв в состоянии аффекта о своем недуге, он резко повернулся всем телом, намереваясь и в самом деле подняться с кровати. Встать Владимир Васильевич, конечно, не смог, зато колено левой ноги, к его безмерному удивлению, вдруг дернулось и даже слегка наползло на колено правой! Это было невиданно и неслыханно! Пальцы ступней после длительных тренировок еще как-то слушались его, но чтобы обрело подвижность и колено?! Не веря своим глазам, старпом руками вернул левую ногу на место и, собравшись с силами, повторил попытку. И вновь колено продвинулось вперед на несколько сантиметров! Мигом забыв о своих недовольствах и претензиях, Боев с восторгом взглянул на Аминокана. Тот, несколько удивленный разительной переменой настроения пациента, величественно приблизился.
— Потяни ногу назад, — приказал он, — теперь вперед. Попробуй поднять, хоть чуть-чуть. М-да, удивительно… Поразительно!
К концу незапланированного осмотра и колдуну, и пациенту стало очевидно: в организме последнего наметились положительные изменения. Разумеется, взаимные претензии были мгновенно забыты, и старпом собрал все силы и выдержку в кулак, приготовившись стоически терпеть любые мучения.
Непростое лечение продолжалось еще около полутора месяцев — ровно до того рокового дня, пока в жизни старпома не произошел очередной головокружительный кульбит. Случилось это аккурат накануне наступления сезона дождей. Дата «всеобщего слета», как мысленно окрестил Боев день массового приема страждущих, была объявлена заранее, и приготовления к церемонии начались еще затемно. Уже после полуночи с противоположного берега реки стали доноситься голоса прибывающих паломников, а низкие облака подсветило зарево от многочисленных костров. В стане Аминокана тоже царило оживление: помощники выносили из палаток загодя изготовленные факелы, барабанщик негромко постукивал по выбеленной коже церемониального инструмента, проверяя его звучание…
Подготовили к торжественному выносу и Владимира Васильевича, причем колдуну явно не терпелось прилюдно продемонстрировать свои успехи и, так сказать, с лихвой вернуть должок за брошенные в прошлый раз в лицо беспочвенные обвинения. Надо сказать, похвастаться ему было чем. Левая нога «недостойного чужеземца», ранее неподвижная, теперь почти свободно сгибалась в колене, стопа могла совершать любые комбинированные движения. Правая нога, правда, повиновалась чуть хуже, но и здесь прогресс был очевиден.
И вот наступил долгожданный рассвет. Загремела дробная мелодия, и факелоносцы гордо двинулись вперед, возвещая народу о скором появлении знаменитого лекаря-мага.
В первой части разыгравшегося затем на площади представления Владимира Васильевича вниманием обошли, зато во второй (и основной) ему была уготована центральная роль. Перед тем как начать подушный обход и первичное диагностирование, Аминокан, несколько нарушив ритуал, взгромоздился на сооруженный на скорую руку небольшой постамент. Державно сжимая посох и намеренно не глядя в сторону неподалеку стоящих Мунги и его свиты, вначале он поведал собравшимся пространную притчу о природе веры и неверия. Вдоволь наупражнявшись в красноречии и отчасти удовлетворив тем самым жажду мести, Аминокан приступил к демонстрации своего козырного экспоната — белолицего чужеземца.
Владимира Васильевича торжественно доставили на носилках в центр площади, и колдун попросил пациента продемонстрировать возможности оживших конечностей. Желая личным примером подбодрить вновь прибывших калек, моряк старался вовсю: под почти профессорские комментарии целителя он то переворачивался с боку на бок, то сгибал и разгибал колени, то энергично вращал ступнями. В какой-то момент ему чрезвычайно захотелось увидеть реакцию своего бывшего командира, и он повернулся в сторону зрителей. Случайно взгляд зацепился за три странные фигуры, держащиеся особняком. Впереди стоял коротко стриженый светловолосый мужчина, одетый в нехарактерную для этих мест короткую куртку, а из-за его спины выглядывали еще двое белых: стройная рыжеволосая девушка в спортивном костюме и крепко сложенный темноволосый парень. Левая, неумело перевязанная рука последнего висела на груди, и со стороны казалось, что прибыл очередной пациент.
«Надо же, — усмехнулся про себя старпом, — и сюда туристы добрались! Видать, поцарапал бедняга руку, вот и решил подлечиться. Или просто примчались взглянуть на знаменитого лекаря…» Он даже приподнялся на локте, чтобы рассмотреть туристов получше, но в этот момент колдун зашел сбоку и загородил собой всю троицу. А когда демонстрация «подопытного пациента» закончилась и носилки с ним понесли к шатру, Боев, оглянувшись на незнакомцев, с удивлением обнаружил, что все трое провожают его напряженными взглядами, причем тип в кожанке даже указывает вслед пальцем…
Впрочем, об этом происшествии старпом вскоре забыл. Стоило Аминокану после окончания «работы» вернуться к шатру, как тут же появился Мунги со своими подручными. Командир принялся столь подобострастно благодарить колдуна, что тот буквально раздулся от гордости. Когда же в руках Мунги появилась увесистая пачка денег, Владимир Васильевич мобилизовал все возможности слухового аппарата: оказывается, главарь шайки просил у Аминокана позволения оставить с раненым одного из своих людей. Мотивируя данную просьбу желанием всячески облегчить жизнь выздоравливающего боевого товарища и обещая, что новый помощник возьмет на себя все хозяйственные заботы, Мунги щедро пересыпал речь комплиментами, а пачка денег порхала при этом в воздухе, словно ожившая доисторическая бабочка.
Деньги повлияли на решение или неприкрытая лесть, неизвестно, но Аминокан в итоге согласился. Правда, кандидатуру выдвинутого вперед кафра решительно отверг: возможно, не понравилось слишком свирепое выражение желтых глаз. Зато мазнув взглядом по внушительной фигуре и добродушной физиономии Уно, удовлетворенно кивнул в знак согласия. Крайне обрадованный достигнутой договоренностью Мунги долго и низко кланялся колдуну, и старпом никак не мог понять причину столь странного поведения командира. Лишь когда тот украдкой и хитро ему подмигнул, догадался, что затевается очередная нечистая игра.
…Стемнело, паломники медленно покидали площадь, настало время возвращаться в стан Аминокана. Владимира Васильевича уже подняли и понесли к мосту, как вдруг высокий темноволосый парень из числа туристов-европейцев двинулся наперерез носилкам.
— Позвольте, — вежливо попросил он угрожающе шагнувшего ему навстречу гиганта, — сказать пару слов этому человеку!
— Ну, хорошо… — слегка растерялся тот.
Кивком головы поблагодарив охранника, темноволосый мужчина склонился над носилками:
— Неужели это вы, Владимир Васильевич?
— Да, это я, — осипшим голосом выдохнул старпом, никак не ожидавший услышать русскую речь. — А вы кто? Вы меня знаете?
— Племянник я ваш, Александр Костин. Сын Нины Васильевны, из Москвы. Вы меня должны помнить, я вам еще крылечко однажды помогал строить…
— Санька?! — вцепился Владимир Васильевич в руку неизвестно как попавшего сюда родственника. — Какими судьбами? Неужто из Союза сбежал?
— Нет, не сбежал, — улыбнулся парень. — От Союза, дядя, вообще остались только рожки да ножки. Теперь путешествовать по миру гораздо проще стало, но об этом успеем еще поговорить… Главное, что я вас наконец-то отыскал! Кристинка, дочка ваша, просила, кстати, привет передать…