Глаз Лобенгулы
Шрифт:
— Эй, долго еще стоять будем? Вперед! — прикрикнул на носильщиков гигант, интуитивно почувствовавший, видимо, в появлении незнакомца скрытую угрозу.
Наткнувшись грудью на бревнообразную руку африканца, Костин был вынужден отступить.
— Крепитесь, дядя, я скоро заберу вас отсюда! — крикнул он на прощание.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Первое, что я почувствовал, ступив на землю страны, расположенной на далеком континенте, — другой запах! На фоне хранимого еще привкуса сырой и горькой атмосферной среды Москвы в мои легкие ворвался
— Вы в порядке, сэр? — мгновенно бросилась ко мне стоявшая у трапа стюардесса.
— В полном, — благодарно пожал я ее заботливо подставленную руку.
Меня впервые в жизни назвали сэром, я стоял на самой южной оконечности африканского материка — всё было прекрасно и чудесно, всё было просто о'кей!
Формальности паспортного и таможенного контроля, как я заметил, почти не коснулись светлокожих пассажиров. Покинув зал ожидания, я направился к ближайшей машине, украшенной традиционными «шашечками». Сел, правда, на переднее сиденье, чем, похоже, сильно напугал водителя. Еще больше бедолага разнервничался, когда я попросил отвезти меня к владельцу местной транспортной компании. Некоторое время водитель подавленно молчал, но вскоре любопытство победило, и он робко поинтересовался, зачем мне понадобился их хозяин. Я честно ответил, что рассчитываю с его помощью разыскать в городе человека по имени Василий Гольтяпин.
— Вейс Голля? — мгновенно оживился таксист. — Так давайте я вас прямо к нему и отвезу! Зачем тащиться в другую часть города?
«Видно, этот хваленый Кейптаун — совсем маленький городишко, коли все здесь друг друга знают», — подумал я и любезно кивнул в знак согласия. Ехали мы недолго: пара поворотов — и машина остановилась у невзрачного одноэтажного домика, выкрашенного в необычный для русского глаза лазурный цвет.
Я расплатился и, подхватив вещи и не до конца еще веря удаче, направился к двери. Поскольку звонок не работал, пришлось толкнуть ее плечом. Заскрипели давно не мазанные маслом петли, и дверь нехотя пропустила меня в полутемный коридорчик. В коридор выходило аж шесть дверей, и я пошел на звук телевизора, дребезжавшего за одной из них.
— Come in (входите)! — услышал я в ответ на свой стук.
Моему взору предстала крохотная, вытянутая пеналом комнатка с единственным окошком в противоположной от двери стене. Справа от входа стояли электрическая плита с совмещенной раковиной, небольшой холодильник, обеденный стол с парой стульев и книжный шкаф, слева — железная кровать, напоминающая армейскую, и что-то вроде низкого длинного серванта, увенчанного черно-белым телевизором. Кровать не пустовала. На ней лежали небритый мужчина лет тридцати пяти с сонно притулившейся к нему хрупкой смуглянкой не старше восемнадцати.
— Доброе утро, — учтиво поздоровался я, — я ищу Василия Гольтяпина. Не подскажете, в какой комнате можно его найти?
— Считай, что уже нашел, — слегка охрипшим голосом прокаркал мужчина, сползая босыми ногами на пол. — Ну, я и есть Гольтяпин… Только что-то не припомню, что мы раньше встречались.
— Ой, — с радостью перешел я на русский, — и не напрягайтесь даже: мы с вами незнакомы. Просто я заехал передать вам привет
Гольтяпин довольно заулыбался:
— Сейчас оденусь и сварганю что-нибудь — отметить надобно.
Торопливо одевшись, он принялся накрывать на стол.
Глотнув местного убойного самогона, я очень быстро потерял голову, зато наш разговор приобрел естественную и приятную легкость: мои рассказы о сумасбродной жизни современной России хаотично чередовались с жалобами Василия на козни конкурентов и неверность местных шлюх. В середине пиршества к нам фривольно присоединилась и окончательно проснувшаяся подруга Гольтяпина.
— Погладь ее по спинке, Сашок, — поощрительно кивнул мне тоже изрядно захмелевший Василий, — она любит белых мальчиков.
— Разве она не твоя девушка?
— Ну, насмешил!… Да я просто даю ей на пятерку больше, вот она и живет в основном со мной…
— Понятно… А скажи-ка мне лучше, Василий, как половчее добраться до Йоханнесбурга? — несмотря на алкогольный морок, на ходу сориентировался я, решив не задерживаться в чересчур уж «гостеприимном» Кейптауне.
— До Йоханнесбурга, говоришь? — лениво почесал затылок Гольтяпин. — Так это смотря с какими целями туда едешь. Ежели на природу полюбоваться и не очень торопишься, можно и на автобусе прокатиться.
— Тороплюсь. Мне ж надо заскочить еще к одному приятелю, в Литлтаун.
— Тогда лучше на электричке. Ладно, вечером сам отвезу тебя на вокзал. Допилишь до Кимберли, там пересядешь на экспресс и уже утром будешь в городе. Ну, что застыл, наливай! А вообще, Саня, я тебе так скажу, — положил Василий свою натруженную ладонь поверх моей руки, — лучше России страны нет! Не задерживайся здесь надолго. Покончишь с делами — и отваливай поскорее.
Так мы проговорили еще с полчаса, а потом Василий предложил прокатиться с ним по городу.
— Да ты ведь крепко выпил, — удивился я, — прихватят же на дороге!
— Ерунда! — отмахнулся он. — Полиция здесь сплошь белая, своих не тормозит. Глотну алкозельцера, и всё путем будет.
Центральные кварталы города особого впечатления на меня не произвели. Но когда выехали на набережную, аж дух захватило от открывшейся красоты! Справа могучим утесом возвышалась знаменитая Столовая гора, а слева раскинулся такой разноцветный и игрушечный городишко, что на мгновение я почувствовал себя мальчиком, попавшим в сказочную страну братьев Гримм. У причалов покачивались парусные яхты, чуть далее колыхались зеленые зонтики приморских кафе, и даже чугунные фонарные столбы, украшенные архаичными завитушками, радовали глаз.
— Красота! — искренне восхитился я видом воистину викторианского уголка из утраченного колониального прошлого. — Жаль, добираться далековато, а то отбоя бы от туристов не было.
— Красота, говоришь? — скептически оттопырил нижнюю губу Гольтяпин. — Ну ладно, покажу тебе сейчас другую «красоту».
Он резко свернул, и буквально через пять минут мы въехали в район приземистых, похожих на склады и густо разрисованных граффити зданий, возле которых толклись пестро одетые и недоброжелательные по виду люди. Они провожали нашу машину столь убедительными взглядами, что даже мне стало ясно: останавливаться здесь чревато.