Глаз Лобенгулы
Шрифт:
— Я ее пристрелил, — качнул дядя стволом карабина. — Чтоб не страдала.
— Кто на нас напал, как вы думаете? — задал я ему вопрос, не узнав при этом своего голоса.
— Люди Аминокана. Я узнал одного из них. Его звали на французский манер — Люсьен. Это как раз тот, кого ты срезал на шоссе… Да-а, племянничек, смотрю, ты тоже постепенно втягиваешься в местные междоусобицы… Смирись! Видать, такова у нас с тобой планида…
В путь мы тронулись минут через десять, когда все более-менее успокоились. По предложению Вилли решили слегка изменить маршрут. За руль уселся теперь сам водитель, я же остался в кузове с дядей. Душу переполняли тупая тоска и злость на самого себя. Я стал преступником, убийцей и по законам любого государства подлежал теперь суровому наказанию. Отныне мне оставалось лишь бегать и скрываться от правосудия…
Миновав несколько хаотически разбросанных деревушек, грузовик свернул в чащу, и, выехав на свободное от деревьев пространство, водитель заглушил мотор.
— Алекс, — крикнул Зомфельд, — спускай доски, меняем транспорт!
Я не возражал. Бездумно, словно механический робот, открыл замки заднего борта, помог спустить сперва дядю, потом — скользящих по крови лошадей. Погибшую лошадь тоже хотели вытащить, но водитель умолил нас оставить ее ему — в качестве своеобразной доплаты за беспокойство. Поблагодарив за обещанные и полученные от меня пятьдесят долларов, парень распрощался с нами с явным облегчением, и грузовик вскоре скрылся из виду. Мы же в который уже раз принялись перераспределять груз. Поскольку лошадей теперь на всех не хватало, нам с Зомфельдом выпало следовать дальше пешком.
Воистину человек — странное и непостижимое существо. Сейчас, когда я вел лошадей с носилками, а Вилли брел, держась за стремя Найтли, меня начала терзать жгучая ревность, хотя минутами раньше голову одолевали совсем другие мысли. Я жутко завидовал немцу! Особенно когда в разговоре девушка склоняла к нему голову и ее атласные локоны, словно нарочно, гладили его покрытую белесой щетиной щеку. Однако вскоре нещадное солнце, поднимающиеся от земли тропические испарения и тупая боль в ногах заставили отвлечься от столь несвоевременных мыслей.
Между тем вокруг нас расстилался настоящий земной рай! От куста к кусту степенно и горделиво передвигались группки жирафов. Вдали мелькали белые пятнышки изящных и быстрых газелей. Сытые пятнистые кошки, развалившись в послеобеденной дреме на сучьях громадных баобабов, провожали нас желтыми, алчно прищуренными глазами. Мы же стремились поскорее удалиться в бездонные глубины леса, надеясь хоть там обрести относительную безопасность.
Утром, после короткой и беспокойной ночи, мы нашли мертвой еще одну лошадь. Ее смерть была совершенно необъяснимой и подозрительной, однако факт оставался фактом. Растерянно побродив вокруг неподвижной туши и осознав весь ужас сложившегося положения, решили хорошенько продумать дальнейшие действия. Споры при этом разгорелись нешуточные. Мы с Найтли склонялись к тому, чтобы продолжить движение на юг и постараться хотя бы к завтрашнему вечеру добраться до селения Мангуэзе. Дядя категорически советовал не лезть в джунгли и призывал вернуться на более-менее обжитую трассу. Вилли же — как всегда, энергично, — настаивал на резком повороте в сторону относительно близкой реки: мол, передвигаться на плоту или лодке безопаснее, поскольку на воде не остается следов.
— При всем уважении к вам, — горячо доказывал он Владимиру Васильевичу, — я против возвращения на трассу! Люди, напавшие на нас там, запросто могут повторить попытку. К тому же на оставшихся двух лошадях мы, сами понимаете, не сможем передвигаться быстро. Если верхом в первые дни пути мы преодолевали по тридцать-сорок миль в день, то пешком, да еще с носилками на плечах, в лучшем случае одолеем максимум десять…
В итоге победила точка зрения Зомфельда. Пила и топор у нас имелись, а изготовить небольшое плавсредство Вилли пообещал буквально за день.
Бросив часть снаряжения посреди дороги, мы погрузили самое необходимое на двух лошадей и неторопливо двинулись через лес, ориентируясь в основном по компасу. С проселочной дороги давно уже сбились, поэтому часто шли просто наугад, уповая на то, что рано или поздно обязательно упремся в речную долину.
На третий день пути появились первые приметы близости водной артерии: более густая и сочная зелень, множественные крохотные ручейки, бодро пробивающие себе дорогу в красноземе, увеличение числа попадающихся на пути змей.
— Предлагаю сделать короткий привал, — деловито огляделся по сторонам Зомфельд, взявший на себя роль проводника. — Река уже рядом… Найтли, будь добра, приготовь что-нибудь поесть, а мы втроем обследуем пока подходы к реке и выберем место для строительства плота.
— И дядю с собой возьмем? — удивился я.
— Конечно, — невозмутимо ответил Вилли. — Он человек опытный, много лет здесь провел. Наверняка лучше нас знает, какие деревья наиболее пригодны для плотов.
Опустив носилки на землю, мы с Зомфельдом помогли Найтли развести костер.
— Алекс, — между делом попросил он, — оставь на всякий случай свой автомат Найтли. Кто знает, как долго мы будем отсутствовать! Людей здесь, я думаю, нет, но вдруг какого-нибудь зверя запах еды привлечет? С автоматом ей не так страшно будет. А мы возьмем с собой мой карабин.
Услужить столь прелестной спутнице я всегда был рад. Объяснив девушке, как пользоваться оружием, я повесил автомат на сук дерева неподалеку от костра, и мы с Вилли, снова взяв в руки носилки, пошли искать реку. Довольно скоро мы натолкнулись на широкую и, к большому нашему удивлению, явно посещаемую людьми тропинку. О том недвусмысленно свидетельствовали обрывок фольги и вдавленный в глину окурок сигареты. Проследовав по ней, минут через пятнадцать мы обнаружили тушу издохшего слона, над которой кружила стая пернатых падальщиков. А спустя еще несколько минут лес перед нами расступился, открыв обзор на довольно широкую реку и узкий веревочный мостик, переброшенный на другой берег.
— Какая красота! — тотчас оживился Владимир Васильевич, пребывавший в последнее время не в самом лучшем расположении духа. — Смотрите, тот берег идеально подходит для устройства стапеля! И деревья там растут буквально у воды, и берег низкий. Давайте-ка, друзья, переберемся туда, хочется взглянуть поближе…
Преодолев по опасно колышущемуся мостику над темной, почти черной водой метров двести, мы оказались на уютной, освещенной рассеянными солнечными лучами полянке. Этот берег был не столь сильно опутан лианами, как тот, откуда мы только что прибыли. Напротив, здесь, словно по заказу, нас окружил частокол не очень толстых, но явно крепких деревьев. Мы опустили носилки.
— Действительно прекрасное место! — подтвердил восхищенно Вилли.
— А главное — стволы деревьев имеют почти одинаковый диаметр! — откликнулся дядя. — Из них-то мы и соберем основу, а сучья используем для изготовления ограждения.
Неугомонный немец тут же извлек из чехла топор и принялся обстукивать обухом все деревья подряд, выбирая наиболее пригодные. Я же взял ручную пилу и решил сделать пробный пропил. Когда удалось углубиться в древесину примерно на ладонь, понял, что строительство приемлемого по грузоподъемности плота потребует от нас недюжинных усилий. Со своими подозрениями вернулся к дяде. Подробно обсудив тему плота, мы незаметно перешли на разговор об алмазах и совершенно упустили из виду, что давно не видно и не слышно Зомфельда.