Глаз тигра. Не буди дьявола
Шрифт:
Я оставил его стонать и причитать от ужаса, а сам вышел на улицу почти полным банкротом – впервые за десятилетие.
Мистер Гарри одним махом превратился в сухопутную портовую крысу по имени Флетчер. Мой случай был классическим возвращением на круги своя: на подходе к «Лорду Нельсону» я мыслил в том же ключе, что и десять лет назад, снова выискивал тот единственный шанс и подсчитывал потенциальную выгоду.
В такую рань в баре не было никого, кроме Чабби и Анджело. Я все им рассказал, и они притихли, потому что
По первой мы выпили в молчании, а потом я спросил у Чабби, чем он планирует заниматься, и он пожал плечами:
– Ну, у меня остался старенький вельбот. – (Двадцатифутовый, военного образца, с открытой палубой, но пригодный для выхода в море.) – Наверное, снова займусь обрубками.
То есть большими рифовыми лангустами. За их замороженные шейки дают неплохую цену. Именно этим Чабби зарабатывал на хлеб, пока на Сент-Мэри не появились мы с «Танцующей».
– Понадобятся новые моторы. Твои старые «чайки» на ладан дышат.
Пока мы пили следующую пинту, я прикинул финансы. Да ну, какого черта, две тысячи долларов никакой погоды мне не сделают.
– Куплю тебе пару новых «эвинрудов» по двадцать лошадей, – вызвался я.
– Так не пойдет, Гарри. – Он негодующе нахмурился и помотал головой. – Я кое-что скопил, пока на тебя работал.
Я попробовал заикнуться еще раз, но он остался непреклонен.
– Ну а ты, Анджело?
– Наверное, поеду на Равано душу продавать.
– Нет. – Чабби еще сильнее нахмурился. – Мне на вельботе помощник нужен.
Итак, парням будет чем заняться. Мне полегчало – не зря же говорят, что мы в ответе за тех, кого приручили, – а особенно я порадовался, что Чабби присмотрит за Анджело. Парень тяжело переносил гибель невесты, стал молчаливым, замкнутым, совсем не похожим на прежнего Ромео. Я крепко нагрузил его с разбором «Танцующей», чтобы за эти дни он хоть немного оправился от душевных ран.
Тем не менее сегодня он крепко пил: одну за другой опрокидывал рюмки дешевого бренди и лакировал их пинтами биттера. Если не считать денатурата, это самый пагубный способ пития из мне известных.
Мы с Чабби не торопились, подолгу сидели над каждой кружкой, но за шутками скрывалось понимание, что мы стоим на перекрестке и уже завтра каждый пойдет своей дорогой, и это придавало вечеру легкую терпкость грядущего расставания.
Тем вечером в гавани встал на заправку и починку южноафриканский траулер. Когда Анджело наконец отключился, мы с Чабби затянули привычные песнопения, и шестеро дюжих ребят с траулера принялись клеветнически охаивать наше мастерство. Подобных оскорблений мы сносить не привыкли, поэтому вышли ввосьмером на задний двор обсудить разногласия.
Обсуждение получилось великое и славное, и Уолли Эндрюс, явившись в «Лорд Нельсон» с полицейской буц-командой, арестовал всех до единого, не пощадив даже павших на поле брани.
– А еще кровинушка называется, –
Гуманист Уолли снарядил одного из констеблей притащить нам что-нибудь из «Лорда Нельсона», чтобы скрасить пребывание в темнице, поэтому мы очень сдружились с траулерной шестеркой, и бутылка то и дело переходила из одной клетки в другую.
Утром нас отпустили. Уолли Эндрюс не стал выдвигать никаких обвинений, и я отправился в Черепаший залив, где занялся консервацией хижины. Сначала проверил, чиста ли посуда, и бросил в шкафы по пригоршне камфорных шариков от моли, но дверей запирать не стал, ведь на Сент-Мэри нет такого понятия, как «кража со взломом».
В последний раз сплавал за риф, где полчаса пробарахтался в надежде встретить дельфинов, но они так и не появились, и я поплыл обратно. Дома принял душ, переоделся, вытащил из-под кровати старенькую холщово-кожаную дорожную сумку и вышел во двор к пикапу. Проезжая по пальмовой плантации, я ни разу не оглянулся, но пообещал себе, что скоро вернусь этим же путем.
Припарковался у входа в гостиницу и закурил чируту. В полдень, закончив смену, из дверей вышла Мэрион и зашагала по дороге, нахально покачивая затянутыми в мини-юбку ягодицами.
Я свистнул, она оглянулась и забралась на пассажирское сиденье.
– Мистер Гарри, как же вы теперь без катера…
Несколько минут мы болтали на всякие темы, а потом я спросил:
– Скажи, мисс Норт звонила кому-нибудь из номера? Может, телеграмму давала?
– Не помню, мистер Гарри, но для вас могу проверить.
– Прямо сейчас?
– Ну да, – кивнула она.
– И еще… Спроси заодно у Дикки, не делал ли он ее фото.
Дикки – кочевой гостиничный фотограф. Вполне вероятно, щелкнул Шерри Норт для своего портфолио.
Мэрион не было почти сорок пять минут, но вернулась она с победной улыбкой.
– Наутро уехала, а вечером дала телеграмму. – Она протянула мне тоненький листок, а пока я читал, добавила: – Это копия, можете оставить себе.
В графе адреса значилось: «Мэнсону кв. 5 Керзон-стрит 97 Лондон W1», а в тексте говорилось: «Заключила контракт возвращаюсь Хитроу рейсом БКЗА 316 субботу». Подписи не было.
– Дикки перерыл все карточки, но одну все же нашел. – Она передала мне глянцевый снимок семь с половиной на десять: Шерри Норт разлеглась в шезлонге на гостиничной террасе в бикини и солнечных очках, но лицо вполне узнаваемое.
– Спасибо, Мэрион. – Я сунул ей пять фунтов.
– Ничего себе, мистер Гарри! – усмехнулась она и спрятала купюру в бюстгальтер. – За такие деньжищи вам еще кой-чего причитается.
– Спешу на самолет, любовь моя. – Я чмокнул ее в курносую сопелку и шлепнул по заднице, когда она выбиралась из кабины.