Глаз ведьмы
Шрифт:
— Там все забито! Решили к тебе. Ты же у нас классный специалист.
Последняя фраза прозвучала, как вызывающая издевка всевластного хозяина над услужливым холопом, но Валерий Николаевич сделал вид, что принял ее за комплимент.
— Ну что вы, — умело изображая смущение, пробормотал он. — Просто в меру сил и возможностей… А что с ним?
— Трагедия, — вздохнули на том конце провода. — Освобождали заложников, а квартира оказалась заминированной. Сначала один взрыв, потом второй. Несколько человек погибли. В общем, хорошего мало. Парня здорово помяло, он без сознания. Кстати, его фамилия Серов. Сергей Иванович Серов, подполковник милиции.
— М-да, —
— Тридцать пять, по-моему. Толковый сыщик, однако боюсь, что состояние слишком тяжелое. Жалко, Валерий Николаевич, парня. Кто знает, выживет ли? — За этими словами последовала непродолжительная, но весьма красноречивая пауза, а затем баритон продолжил: — В любом случае ясно, что ему больше не служить. В какое ужасное время мы живем, а? Вот так вот молодые, здоровые, когда нет войны, получают страшные раны и травмы. Боюсь за сына, Валерий Николаевич, честное слово, боюсь. Но разве можно мальчишку удержать?
«Ну, за наследника, положим, опасаться тебе нечего, — саркастически хмыкнул про себя врач. — Своего-то ты пристроил в самое теплое местечко: никто и никогда ему не нанесет ни ранения, ни травмы, если только жена или приятели по пьянке на даче. А то, что он никогда не полезет освобождать заложников из заминированных квартир, понятно и ежу».
Но вслух сказал совершенно другое.
— Совершенно с вами согласен. Вы, как отец, постарайтесь повлиять. Хотя, если бы молодость знала, если бы старость могла!.. Что же касается подполковника Серова, то мы постараемся сделать все от нас зависящее. Можете не сомневаться.
— Я не сомневаюсь. Сделайте даже более того, что возможно. Надеюсь на вас.
Для Никишина уже все было предельно ясно: подполковник, которого доставят с минуты на минуту, наверняка фигура весьма специфическая, иначе не последовал бы этот звонок сверху. Ну, с начальством спорить, все одно что писать против ветра. Привезут ранбольного, тогда и посмотрим, что там, а затем станем решать остальные вопросы. В конце концов кроме присяги есть еще и клятва Гиппократа!
«Брось! — мысленно остановил он себя. — Перестань выламываться. Какие, к чертям, клятвы Гиппократа, если ты давно выполняешь то, что прикажут, и не смеешь ослушаться, дабы не остаться без куска хлеба и значительных благ, которые обеспечивает послушание? Ради этого ты сделаешь все. Твои дети тоже вырастут, и тогда им поможет человек с начальственным баритоном или его дети. А кто желает пустить своих малюток в жизнь, как голых в волчью стаю?»
— Как там Муляренко? — поинтересовался начальственный баритон.
Этого вопроса Валерий Николаевич ждал и боялся. Еще недавно занимавший пост начальника одного из главков всесильный генерал-лейтенант Георгий Леонтьевич Муляренко сейчас лежал опутанный проводами медицинских приборов и безучастно смотрел в белый госпитальный потолок помутневшими от боли глазами. Его сердце, много лет без устали гонявшее кровь по большому и сильному телу, сейчас слабо трепыхалось в груди, как худой мешок с водой, печень отказывалась служить, легкие с трудом втягивали и выпускали воздух, и почки словно намертво зажало. И что случилось с этим жизнелюбивым здоровяком? Скрутило его буквально в считанные дни. Неужели люди так переживают выход в отставку и лишение всей полноты власти, что сами себя ставят на край могилы?
Никишин придумал генералу прозвище «Дон Джорджи» — как в западных фильмах про заправил мафии. Нет, Валерий Николаевич не знал ничего определенного о прошлом Муляренко или его связях, но то, что им интересовался начальственный баритон, говорило о многом. Придуманное для больного прозвище доктор держал при себе: надо быть круглым идиотом, чтобы распускать язык.
— Боюсь загадывать, — уходя от прямого ответа, грустно произнес Никишин, ловко давая понять, что как в него ни верят, как на него ни надеются, а против природы не попрешь. Иногда вытащить пациента из ямы просто невозможно, поскольку медики не чудотворцы.
— Значит, плох? — заключил баритон. — Так я и думал. Не берег себя Георгий Леонтьевич, не берег, о здоровье совершенно не думал. Вот так все мы, суетимся, цепляемся за ерунду, гонимся за призраками, а потом приходит срок, и… Большая будет потеря!
Валерий Николаевич дипломатично промолчал, понимая: отвечать не нужно, этого от него сейчас просто не требуется. Достаточно слушать.
— Но ты старайся! — резко изменив тон, велел невидимый собеседник, и врач отчеканил:
— Сделаем все возможное.
— Да, ты уж, голубчик, сделай, — смягчился баритон и неожиданно спросил: — Небось засиделся уже в майорах?
— Есть маленько, — подобострастно ответил Никишин.
— Ничего, у нас всегда ценили хороших специалистов!
В трубке запикали короткие гудки, и врач положил ее.
Нет, это не разъединили на линии — просто у звонившего ему человека такие привычки: он никогда не здоровался и не прощался, считая это излишней честью для тех, кто стоял на служебной лестнице ниже его, и резко прекращал разговор, сказав все, что хотел. А тот, с кем он говорил, был обязан безошибочно понять все намеки и недомолвки и выполнить не высказанные до конца пожелания, как самый строгий приказ. Никишина как раз за это и ценили — он умел понимать и старался выполнить.
Не оставив времени перекурить и поразмыслить после разговора с высоким руководством, затрещал аппарат внутренней связи, и Валерий Николаевич подумал: наверное, звонят сообщить о поступлении нового больного — того самого подполковника Серова. Снимая трубку, он выглянул во двор — от стеклянных дверей приемного покоя медленно отъезжала «скорая»…
Спустившись вниз, Валерий Николаевич прошел застекленным коридором-переходом и очутился в приемном отделении. Да, он верно предположил, что привезли пострадавшего при взрыве подполковника — на топчане лежал серо-зеленый бронежилет, а на нем изрядно помятая каска, видимо, принявшая на себя удар либо балки, либо глыбы спрессованного цементом кирпича. Рядом, сваленная в кучу, валялась грязная одежда со следами крови — рубашка, брюки, еще что-то. Кровь — это уже хуже! В любом случае, раненый попадет к нему в отделение, и не только потому, что этого хотел человек с начальственным баритоном.
— Где больной? — спросил Никишин у сестры.
— Повезли на рентген, — ответила она. — Сейчас позвонят оттуда. Возьмете его к себе?
— Как он? — Валерий Николаевич взял со стола удостоверение и раскрыл его. Со стандартной фотографии на него чуть исподлобья взглянул симпатичный мужчина с широким подбородком, слегка прищуренными глазами и по-мальчишески непокорным вихром на макушке. Так вот он каков, подполковник Сергей Иванович Серов.
— На одежде кровь, он ранен? — Никишин обернулся к сестре. — Дежурный врач его уже осмотрел?