Глаза Гейзенберга (из сборника"Френк Герберт")

Они могли бы не планировать дождь на это утро, думал д-р Тей Свенгаард. Дождь всегда заставляет тревожиться родителей… собственно говоря, и врачей тоже.

Порыв зимней мокроты плеснул в окно за его письменным столом. Он встал, подумал наглухо закрыть окна, но Дюраны – родители, записанные на это утро – могли бы еще больше встревожиться неестественной тишиной в такой день.

Д-р Свенгаард подошел к окну, взглянул вниз на интенсивное движение пешеходов – дневные смены шли на работу в мегаполис, ночные смены направлялись на свой беспорядочный отдых. Было ощущение силы и движения в этих приходах и уходах людей, несмотря на их троглодитное существование. Он знал, что большинство из них были бездетными стерри… стерильными. Они приходили и уходили, считаемые, но бессчетные.

Он оставил внутреннюю телефонную связь открытой в приемной и слышал, как его сестра, миссис Вашингтон, отвлекала Дюранов вопросами и формальностями.

Обычный распорядок.

Это был девиз. Все должно казаться нормальным, обычным распорядком. Дюраны и все другие, которым невероятно посчастливилось попасть в число избранных и стать родителями, никогда не должны догадываться об истинном положении.

Д-р Свенгаард переключил свой мозг подальше от таких мыслей, напоминая себе о том, что вина – непозволительная эмоция для члена медицинской профессии. Вина неизбежно ведет к выдаче тайны… а выдача тайны ведет к неприятным последствиям. Оптимены были чрезвычайно щепетильны во всем, что касалось программы размножения.

Такая крамольная мысль наполнила Свенгаарда ощущением сиюминутного беспокойства. Он, проглотив комок в горле, позволил себе поразмышлять об ответе народа оптименам: «ОНИ власть, которая любит нас и заботится о нас».

Он отвернулся от окна со вздохом, окинул взглядом стол, прошел к двери, которая вела через подготовительную комнату в лабораторию. В подготовительной комнате он остановился, чтобы взглянуть на себя в зеркало: седые волосы, темно-карие глаза, сильный подбородок, высокий лоб и довольно злые губы под орлиным носом. Он всегда гордился отдаленным достоинством своего профиля и пришел к выводу о необходимости корректировки этой отдаленности. Сейчас он смягчил линию рта и придал взгляду сочувствующий интерес.

Да, этого будет достаточно для Дюранов – пожаловать им точность их эмоционального профиля.

Сестра Вашингтон уже впускала Дюранов в лабораторию, когда он входил туда через личный вход. Всполохи на небесах над ними дополнились дробью и шелестом дождя. Такая погода показалась неожиданно подходящей атмосфере комнаты: вымытое стекло, сталь, пластмасса и кафель… все обезличенное. Дождь обрушился на всех… а все человеческие существа должны были пройти через комнату такую, как эта… даже оптимены.

Д-р Свенгаард почувствовал на мгновение неприязнь к родителям. Гарви Дюран был гибкий человек футов шести с кудрявыми белыми волосами, голубыми глазами. Лицо было широкое с явно выраженными невинностью и молодостью. Его жена Лизбет была почти одного с ним роста, и тоже блондинка, голубоглазая и молодая. Фигура ее наводила на предположение свойственного валькириям здоровья. На серебряной цепочке на шее она носила вездесущий талисман народа, медную фигуру женщины оптименов Калапиты. От д-ра Свенгаарда не ускользнули откровенный культ размножения и религиозная тональность фигурки. Он подавил презрительную усмешку.

Однако, Дюраны были родителями, и здоровыми – живое свидетельство искусства хирурга, который создал их. Д-р Свенгаард позволил себе ощутить минутную гордость за свою профессию. Немногим людям дано было войти в эту сплоченную маленькую группу подклеточных инженеров, которые держали в рамках разнообразие типов людей.

Сестра Вашингтон задержалась у двери позади Дюранов и сказала:

– Д-р Свенгаард, Гарви и Лизбет Дюраны, – Она ушла, не ожидая результатов представления. Осмотрительность и расчет сестры Вашингтон были всегда утонченно правильны.

– Дюраны, как прекрасно, – сказал д-р Свенгаард – Я надеюсь, моя сестра не слишком утомила вас всеми этими формальностями и вопросами. Но я думаю, вы знали, что вас ждут все эти рутинные процедуры, когда попросили наблюдения.

– Мы понимаем, – сказал Гарви Дюран. А про себя подумал: «Действительно, просили наблюдения! Неужели эта старая лиса думает задурить нас своими обычными хитростями?»

Д-р Свенгаард отметил богатый повелительный баритон голоса мужчины. Это причинило ему беспокойство и усилило неприязнь.

– Мы не хотим занимать у вас больше времени, чем считается абсолютно необходимым, – сказала Лизбет Дюран. Она взяла мужа за руку и одним лишь им известным кодом нажатия пальцев сказала:

– Ты видишь его реакцию? Он испытывает неприязнь к нам.

Пальцы Гарви ответили:

– Он стерильный самодовольный сноб, так переполненный гордостью за свое положение и не видящий ничего далее своего носа.

Рассудительный тон женщины раздражал д-ра Свенгаарда. Она уже осматривала лабораторию быстрым, внимательным, изучающим взглядом. «Здесь мне нужен неусыпный контроль», – подумал он. Он подошел к ним, поздоровался за руку. Ладони были потные.

«Нервничают. Хорошо», – думал д-р Свенгаард.

Звук вианасоса слева от него показался ему в этот момент убедительно громким. Можно было рассчитывать на эффект насоса, чтобы заставить родителей нервничать. Именно по этому эти насосы и были громкими. Д-р Свенгаард обернулся на звук, указал на герметичный хрустальный чан на подставке силового поля в центре лаборатории. Звук насоса выходил из-за чана.

– Вот мы и пришли, – сказал д-р Свенгаард.

Лизбет внимательно изучала молочно-прозрачную поверхность чана. Она провела языком по губам, – Там внутри?

– Самое безопасное место из всех возможных, – сказал д-р Свенгаард.

Он еще лелеял небольшую надежду тогда, что Дюраны могут еще уйти, пойти домой и ждать результата.

Гарви взял руку жены и погладил ее. Он тоже внимательно рассматривал чан, – Мы понимаем, что вы призвали этого специалиста… – сказал он.

– Д-р Поттер, – сказал Свенгаард – Из Централа, – Он бросил взгляд на нервные движения рук Дюранов, заметил вездесущие татуированные указательные пальцы – генотип и место жизни. «Они могли бы составить заветный знак V», – подумал он и подавил вспыхнувшую зависть.