Глаза Мидаса-младшего
Шрифт:
— Кевин! — кричал он. — Кевин, ты где?
От ванной комнаты осталась только зияющая дыра — и полная ванна льда.
— КЕВИН!
Через огромную дыру в стене было видно задний двор, заросший кустарником холм за ним и высоковольтную линию, одна из опор которой как раз стояла на холме, как огромная новогодняя елка.
Там и обнаружился горе-волшебник, подбиравшийся к основному источнику энергии города Риджлайн.
Как только глаза Кевина привыкли к свету, он немедленно отправился на поиски энергии.
Увидев башню на холме, мальчик облизнулся. Это было идеальное место, чтобы насытиться самому и зарядить очки. В этот момент для горе-волшебника не было ничего красивее этой башни.
На полпути к вершине холма его догнал голос Джоша:
— Кевин! — кричал тот. — Стой!
В ответ мальчик только удвоил скорость, продираясь через обжигающую крапиву. Никто не помешает ему забраться наверх. Он доберется дотуда. Должен добраться.
— Кевин! — снова крикнул Джош, нагоняя его. Тот даже не обернулся. Уже было слышно, как трещало текущее по проводам электричество.
На вершине холма крапива исчезла. В голую землю упирались четыре чудовищных железных ноги. Кевин, безуспешно пытаясь восстановить дыхание, с трудом прошел между двумя опорами башни, как будто входя в ворота рая.
Но демон вцепился ему в ногу и не давал идти.
— Я не могу позволить тебе это сделать, — прокричал, заглушая электрический треск, Джош и вцепился в ногу волшебника, как цепь с ядром. — И я тебе не позволю!
Кевин лягался и изворачивался:
— Руки прочь! — орал он. Потом достал из воздуха сосновую шишку. — Ты мне не друг! Друг бы меня не бросил! — С этими словами он по примеру Бертрама запихнул шишку Джошу в рот.
Тот подавился криком и ослабил хватку. Волшебник вырвался и дополз до ближайшей опоры башни. Электричество жужжало ему в уши пением тысячи сирен, обещая все блага на свете.
Джош вытащил изо рта шишку:
— Кевин!
— Один шаг, и я превращу тебя в слизняка. Клянусь, так и сделаю! — Мальчик повернулся к бывшему другу спиной и протянул руку к башне.
— Если ты это сделаешь, все кончится! — кричал Джош. — И ты не сможешь свалить все на очки, потому что это будет твой выбор! И тогда тебе будет хуже, чем Бертраму!
— Наплевать! — проревел волшебник. И добавил: — Мне и так хуже. — С этими словами он крепко обхватил перекладину башни.
Электричество немедленно устремилось вниз — в очки. Такого напора Кевин не ожидал. Его тело и дух раздулись, как воздушные шарики. Очки всосали энергию и направили ее прямиком в мозг владельцу. Мальчик никогда не чувствовал себя настолько полным сил — и не знал, что такое возможно.
Потом что-то пошло не так. Наслаждение стало слишком острым, начало жечь, и очки снова принялись трескаться от передозировки. По гладким стеклам расползлась паутина трещин.
Всего в десяти футах на земле лежал, закрыв глаза руками, Джош. Услышав хруст лопавшихся и трескавшихся стекол, он поднял голову: поток электричества и не думал иссякать. Наконец провода оборвались и башня с душераздирающим грохотом разлетелась искореженными черными кусками металла. Город погрузился в темноту, и зарядка очков наконец прекратилась.
Теперь мальчик увидел Кевина: тот стоял на обгорелой земле и напоминал скорее лампочку, чем тринадцатилетнего подростка. Его тело, казалось, распухло, как если бы внутри уместился целый океан.
«Боже! — подумал Джош. — Вся эта энергия все еще в нем!». Но она не могла долго там оставаться. Мальчик знал, что должно было произойти, но мог только наблюдать, как Кевин Мидас превращается в ворота, через которые в мир войдет время снов.
Волшебник не смог долго держать в себе все море энергии, и его сознание, взорвавшись, вылетело сквозь трещины в стекле, как сверхновая звезда.
Джош видел идущие от Кевина волны перемен, северное сияние, искривляющее пространство и время. День становился ночью, ночь сменялась днем, снова и снова; казалось, сами звезды кружили по небу, как светлячки.
Это было похоже на величественное и ужасающее зрелище создания мира. Рождение Кевиновой вселенной.
Пространство долины под ними растягивалось и шло рябью, пока не разорвалось — из дыры полезли великолепные и ужасные сознания, ангелы и демоны, беспорядочно порождаемые воображением волшебника. Все эти создания казались знакомыми — должно быть, их создатель вдохновлялся фильмами и комиксами. Джош мог даже поклясться, что где-то на горизонте протопал Годзилла. «Господи! — подумал мальчик. — И все это происходит у тебя в мозгу, Кевин? Как ты это выдерживаешь? Как ты не потерял рассудка? — Впрочем, наверно, его собственное сознание изнутри выглядело примерно так же. — Если бы я забрался на гору первым, я сам бы оказался по ту сторону очков. Что хуже, видеть сны или быть чьим-то сновидением?»
Чтобы когда-нибудь снова появились законы, чтобы мир выбрался из сознания тринадцатилетнего мальчика, нужно было немедленно уничтожить очки. Джош бросился в сердце хаоса, прямо в глаза Кевина Мидаса.
Мальчик выбросил вперед руки, схватился за очки, потянул их к себе — и почувствовал, что с ним самим творится что-то странное. Происходило то, чего он боялся с самого начала! Очки затягивали его! Джош почувствовал, что сдувается, уменьшается — под конец очки казались огромной стеклянной стеной.
— Кевин, стой! — Но хозяин артефакта потерял управление.
Не находя опоры, Джош провалился сквозь очки, как будто вместо стекла была вода, и с криком обрушился в бурлящие недра сознания своего друга, где его ждала судьба незначительного пятнышка на огромном воображении Кевина.
Падая, мальчик вопил одно-единственное слово:
— Разбейтесь! — кричал он очкам, моля небеса, чтобы его воля один-единственный раз пересилила волю их владельца.
Через секунду Джош Уилсон перестал существовать.