Глаза Младенца
Шрифт:
А как я смотрел на неё? Как на человека, который облегчал мне душу своим появлением. И Том это почувствовал и ушёл в сторону. Сначала Лили удивилась изменившемуся отношению Тома. С очень тёплого на немного прохладное. Но постепенно всё поняла. Я говорил Тому, что нехорошо так вести себя, ведь я его друг. Но Том отвечал, что лучше, чем Лили, мне девушки никогда не найти. И только она, не он и никто другой, сможет понять меня лучше всего и помочь жить дальше. Том был прав, и я в этом всё сильней убеждался. Впрочем, как и Лили.
Я всегда был интересен для девушек. Лицо симпатичное, телосложение стройное, характер сильный, но добрый и плюс обаяние. Мне повезло в жизни родиться обаятельным человеком. Я не мог объяснить, почему к одному парню или
Лили нравилось быть со мной. Но всё-таки не только благодаря моему обаянию. Мне казалось, что я перестал быть обаятельным, когда убил Младенца. Не знаю. Но как бы то ни было, Лили загадочно смотрела в мои глаза, пытаясь понять меня и помочь. Мы чаще стали оставаться наедине, благодаря удачно сложившимся обстоятельствам. Профессор решил, чтобы не вызывать лишних подозрений частыми поездками Лили в восьмой блок, возобновить там работы. И он командировал её и парня, который был вместе с ней при нашем спасении, в этот научный сектор. Они поселились во втором жилом корпусе. Вообще, в стандартном космическом жилом корпусе может располагаться шесть человек. Есть шесть маленьких отдельных комнат, столовая-гостиная, два санузла и, конечно, технический отсек. Но Лили решила, что удобнее им расположиться в соседнем корпусе. Я и Том с удовольствием помогали Лили и её сотруднику выполнять научные изыскания. Иногда принимали участие и другие десантники. После работы мы все собирались у нас в корпусе, ужинали и общались. А потом Лили и парень уходили в свой корпус. Я, как правило, помогал им надеть комбинезоны и провожал до шлюзовой камеры. Но однажды, как-то получилось, что я вызвался проводить её до корпуса. Том очень сильно подружился с молодым сотрудником. Может, сначала он искусственно заинтересовался научной работой парня, чтобы дать шанс мне поближе познакомиться с Лили. Может быть. Но их отношения постепенно стали по-настоящему дружественны, им было приятно общаться друг с другом. В тот раз парень решил задержаться, и я воспользовался моментом, предложив Лили своё внимание. Она согласилась.
– Странный ты какой-то, Лексис, – сказала она, когда мы вышли из корпуса. – Будто прошёл тяжёлую войну.
Я молчал. Она неправа, я не прошёл войну, я пережил всего лишь один страшный военный эпизод, но он оставил неизгладимый след во мне, он оставил во мне взгляд Младенца. Можно всю жизнь воевать, убить сотни людей, но не испытать того, что испытал я. Она даже представить не может этот взгляд, леденящий душу и сжигающий сердце и днём и ночью.
– Расскажи, что с тобой случилось? – попросила она и предложила чашку чая у неё в корпусе.
Я рассказал, как убили Джона, как я убил лейтенанта, сержанта и солдата, как погиб пилот, спасая наши жизни, как мучительно умирал стрелок, но я не мог ей рассказать об убитом ребёнке и его матери. Как я буду смотреть ей потом в глаза? Только с Томом я смог поделиться этим, а он никогда никому не расскажет. Она внимательно слушала и поняла, что я рассказал не всё, и что самое глубокое больное я никогда для неё не открою, не потому что она этого недостойна, потому что это нельзя ей знать, ради нашего будущего. Мы уже тогда начали ощущать, что у нас есть общее будущее.
Мои глаза наполнены почти всегда печалью, скорбью, жаждой искупления, потому что я всегда вижу взгляд Младенца. И только чистые глаза Лили способны притупить этот взгляд, она – моё будущее. Когда я смотрю на неё, в моих глазах начинает светиться любовь, а даже глубокая печаль не может победить свет любви. Лили видит, что я оживаю рядом с ней, и в ответ начинает светиться её душа, значит, я – её будущее.
Проходили дни, и с каждым днём мы всё ближе были друг к другу. И как-то само собой получилось, что научный работник стал жить в корпусе с ребятами, а я стал жить с Лили. Так было удобно всем. Научный работник вносил радость в жизнь ребят. Отношения Тома и Манго-10 не улучшались, и чтобы
И наступил тот день, точнее, та ночь, когда она пришла ко мне. Я не способен был решиться прийти к ней первым, потому что не считал себя достойным решать её судьбу. Она это поняла и сделала выбор сама. Добрая, мягкая, но и смелая, когда нужно, Лили. И мой мир наполнился любовью и счастьем. Когда я обнимал и целовал её, а она обнимала и целовала меня, то я забывал обо всём, где мы находимся, что будет с нами, и даже глаза Младенца не смотрели на нас.
Том сразу всё понял, ничего мне не сказал, но по всему его цветущему виду было видно, что он счастлив за нас. Манго-10 с хитрецой, но молча, на нас поглядывал, и я чувствовал, что он мне завидует. Бортмеханик на наш союз смотрел легко философски – каждому – своё. А сотрудник действительно больше всего любил науку, но я надеялся, что это у него временно.
Я никогда никого так не любил раньше, как Лили. Она была совершенством. Её чувства ко мне были глубоки и чисты, а ласки чудесны. Мне не терпелось оказаться с ней наедине, а ей – со мной, чтобы улететь вместе на воздушных волнах любви подальше от ледяной планеты, повседневных забот, тягостных ожиданий и глаз Младенца.
Но не могло всё так долго продолжаться. Через четыре с половиной месяца профессор сообщил, что скоро прилетит большой космический транспорт на станцию. И на нём мы полетим обратно на Марс. Там нас встретят надёжные люди, обеспечат полную безопасность и помогут обустроить дальнейшую жизнь.
– Наконец, – радостно сказал Том, – я что-то устал от Европы.
– Да, засиделись мы тут, – подхватил бортмеханик.
– А как на счёт денег? – спросил Манго-10.
– Вам выплатят на Марсе приблизительно полмиллиона, – ответил руководитель.
– На всех?
– Да. И это единая выплата.
– Но это мало за 200 килограммов золота, – недовольно сказал Манго-10. По его расчётам лично ему должно было перепасть около миллиона.
– Цены на золото не высоки на данный момент – это раз, сделка нелегальна, значит, покупатель тоже рискует и поэтому ставит условия – это два, вам обеспечат полную безопасность, значит, изменят личный биокод, помогут выбрать новую профессию, место жительства или что-то ещё, в зависимости от ваших пожеланий, что не так просто – это три.
– Я согласен лететь, – сказал я, чтобы освободить профессора от ненужных объяснений, – нельзя тут вечно сидеть и ждать хороших условий, можно потерять всё.
– Я тоже, – сказал Том.
– Бортмеханик посмотрел на всех и тоже согласился со мной и Томом. Всё было ясно. Манго-10 понял, что его мнение уже ничего не значит, и, не скрывая злости, ушёл в свою комнату.
– Вопрос решён, готовьтесь к отлёту, – профессор пошёл к выходу. Проходя мимо меня, он негромко сказал, – Лексис, я хотел бы с тобой ещё кое-что обсудить, не прокатишься со мной.
Я надел комбинезон и вышел вместе с ним из корпуса. Мы сели в бот.
– Осмий попадёт туда, куда следует, – начал разговор профессор. – Я сам не знаю всего, но чувствую, что всё будет правильно. А тебе просили передать благодарность. Они понимают, что денежная компенсация небольшая, просто больше нет, но приложат максимум усилий для твоей безопасности и твоих сослуживцев.
– А кто эти люди? – спросил на всякий случай я, конечно, не ожидая точного ответа.
– Не знаю, но могу сказать, что разумные и ответственные люди. За них ручается один мой очень хороший друг, тоже учёный. – Меня удовлетворил такой ответ, и профессор продолжил. – Научно-исследовательский транспорт прилетит через неделю, разгрузка, погрузка, и через три дня улетит назад. На нём повезут вместе с другим грузом и осмий. Сейчас мы слетаем в наше укрытие, и ты мне поможешь его загрузить.