Глаза Младенца
Шрифт:
– Спасибо вам, профессор, – ответил я.
– Пока рано благодарить, когда будешь в полной безопасности, тогда и поблагодаришь. Кстати, какие планы у тебя на будущее? – непринуждённо спросил он, ускоряя бот, но я почувствовал, что этот вопрос был важен для профессора, ведь он отец Лили, и, наверное, о многом догадывается.
– Я хочу вернуться на Землю и найти какую-нибудь спокойную и полезную работу, – я замолчал, обдумывая, как же тактичнее сказать ему, что я люблю его дочь и хочу, чтобы она полетела вместе со мной. Профессор тоже молчал, только понимающе кивал головой.
–
– А что думает она? – просто спросил он.
– Я ещё конкретно её об этом не спрашивал, но думаю, что она согласна.
– Конечно, согласна, – вздохнув, сказал руководитель.
Я удивлённо посмотрел на отца Лили. Но почему так получается, что профессор чаще удивляет меня, чем я его. Что он знает всегда больше, чем я думаю о нём.
– Вы всё знаете, – больше утвердительно, чем вопросительно сказал я.
– Мать Лили умерла в научной экспедиции около десяти лет назад. Поэтому я давно стал заботливым отцом и учёным одновременно, а учёные отцы наблюдательны. И я вижу то, чего даже вы с Лили не видите.
– И как вы видите нашу будущую семейную жизнь? – спросил я. Я сам её не мог прочувствовать и представить. Иногда мне казалось, что я сумею подарить Лили семейное счастье, а иногда казалось, что не сумею. Из-за глаз Младенца.
– Сложный вопрос. Лили я хорошо знаю, а вот ты – для меня загадка. И дело даже не в том, что ты кого-то убил или был виновен в смерти, и сейчас совесть не даёт тебе покоя. Ты относишься к редкому типу людей, который в любой момент может выкинуть что-то неординарное – вдохновенное, жертвенное и, по большому счёту, понятное только тебе. И к этому ты можешь идти постепенно или выплеснуться сразу. У тебя другие ценности в жизни, чем у большинства людей. Нет, я скажу даже так, у тебя нет никаких ценностей в жизни.
Я не понял последнюю фразу профессора, упрёк это был или похвала. – Но я знаю, что значит свобода, любовь, честь, – решил поспорить я.
– Не знаешь, потому что запросто пожертвуешь понятной для всех свободой, любовью и честью ради понятной только тебе свободы, любви и чести. Не понимаешь?
Я кивнул головой.
– Что такое человеческие ценности? Общепринятые вещи, понятия, стремление людей к которым развивает и самих людей и общество в целом. Вот я стремлюсь достигнуть научного понимания, как зарождается жизнь на планетах, какие жизненные формы могут существовать и тому подобное. Я изучаю материальный мир, люблю свою дочь, поощряю научные стремления молодёжи. Ты мне нравишься, и я хотел бы, чтобы у тебя и моей дочери была счастливая семья с детишками, – профессор улыбнулся. – Вот мои простые ценности. Правда, ты втянул меня в дело с осмием, которое не входило в мои обычные стремления, но я понимал, что раз так случилось, то я обязан помочь тебе, твоим соратникам, другим людям и сделать всё от меня зависящее так, как подсказывает мне мой разум.
А какие ценности у тебя? Десантная служба на благо общества? Ты в ней разочаровался. Осмий? Тоже случай, который тебя, как и меня, волнует
– Вы правы, у меня ничего нет, кроме любви Лили и дружбы Тома, – печально сказал я и про себя добавил, – и глаз Младенца.
– А вот неправ теперь ты, у тебя есть что-то ещё. Ты способен, повторюсь, на неординарные поступки. Почему Лили выбрала тебя, а допустим не Тома? Том – замечательный парень, и он надёжен и предсказуем.
Я сначала хотел ответить. – Потому что так захотел Том, – но промолчал.
Тогда профессор продолжил. – Потому что Лили чувствует это что-то в тебе. Она способная. И верит, что эта твоя особенность сделает её счастливой. У тебя нет стремления к общепринятым ценностям, но у тебя есть что-то вроде дара Мировой гармонии. Раскрой его и поверь в себя.
– Вы не первый, кто советует мне раскрыть свои способности, а я и не знаю, в чём они заключаются.
– Тебе нет даже тридцати лет, вся жизнь впереди. Главное верь в себя и в Мировую гармонию.
Мы прилетели к месту хранения осмия и занялись погрузкой. Когда летели назад, то больше молчали или обменивались несущественными фразами. Каждый больше думал о чём-то своём. Профессор, наверное, переживал за предстоящую разлуку с дочерью и нашу дальнейшую жизнь и в душе надеялся, что всё сложится хорошо. А я думал, о том, что для меня начинается новая жизнь. Да, глаза Младенца убили меня, а теперь медленно и мучительно перерождают, превращая в другого человека, с новым мироощущением и миропониманием.
Когда я сказал Лили, что не смогу без неё жить и прошу полететь её со мной, она легко согласилась, не требуя никаких обещаний. Без нашей обоюдной чистой светлой любви я просто пропал бы, а она бы затосковала. И мы это понимали, и это понимал её отец. При прощании профессор был весел и много шутил, говоря, что в этом ледяном климате Европы Лили превратилась бы со временем в снежную королеву, и я, словно сказочный герой, спасаю её из этого ледяного плена. Я не совсем понимал профессора, действительно он был очень рад, что Лили улетает со мной, или это искусная попытка не дать проявиться всё-таки печали, чтобы не омрачить отлёт.
Я как всегда просто не знал того, что знал профессор. Отец Лили был тогда при прощании действительно счастлив. Полёт назад к Марсу прошёл спокойно. Нам с Лили выделили отдельную каюту, где мы много времени проводили вдвоём. Но только в середине полёта благодаря некоторым особенностям в поведении Лили, хотя она их умело скрывала, и благодаря моей внимательности десантника (а может отсутствию глубокой человеческой внимательности), я узнал, что она уже три месяца как беременна. Она сама окончательно утвердилась в этом только перед самым вылетом на Марс. Что же получается? Первым понял, что Лили беременна, её отец. Удивительный человек, всё замечает, обосновывает, принимает и помогает другим принять самые верные решения. Как силён и гармоничен разум у него. Интеллект, чувства, интуиция, духовность – всё на высоком уровне. Он очень любит свою дочь, но понимает, что только разлука с ним может сделать её по-настоящему счастливой.