Глаза ребёнка
Шрифт:
Роза пригладила ладонью волосы.
— Тереза, ты считаешь, имеет смысл ворошить то, что ты носишь глубоко в душе, в подсознании?
Терри знала: это было жизненное кредо ее матери. Она вдруг подумала о том, что в ее жизни было слишком много молчания.
— Почему ты не уходила от него, мама? — тихо спросила она.
Даже видя лишь профиль матери, Тереза не могла не заметить, как та в изумлении распахнула глаза. И Терри сердцем почувствовала, как мать внутренне вся напряглась; именно так она держалась, когда Рамон Перальта мордовал ее. Молчание стало невыносимым, и тут Терри поняла, что Роза решила сделать
— Мама?
Роза едва заметно вздрогнула. Терри положила ладонь на ее узкое плечо и промолвила:
— Я люблю тебя, мама. Умоляю, поговори со мной.
Роза медленно обратила на нее взгляд. Терри с испугом увидела, что каждая черточка ее лица проникнута болью, а в глазах, загнанная глубоко внутрь, светилась пронзительная страсть.
— Ты хочешь знать, почему я жила с ним? — спросила Роза.
Эти простые слова несли в себе огромную боль, которую вынесла ее мать, посвятившая свою жизнь другим, и которая еще усугублялась проблемами, свалившимися на нее из-за Елены. Для Терри слова Розы оказались равносильны удару.
— Я знаю, — мягко произнесла она, — ты оставалась с ним ради нас.
— Ради тебя, Тереза. — Роза не сводила с нее глаз. — Мне непросто признаваться тебе в этом, и я никогда не говорила этого твоим сестрам. Но когда ночами я лежала рядом с ним, передо мной стояло твое лицо.
Терри могла представить себе это с той же ясностью, как и ту памятную сцену, когда она еще ребенком увидела обращенное к ней из гостиной все в синяках лицо матери, которую сзади держал Рамон Перальта и в глазах которой стояла немая мольба. Рамон словно скрепил печатью их судьбы. Вместе с тем сегодняшняя Терри чувствовала, что Роза, спекулируя подспудным ощущением вины, старается заставить ее молчать.
— Я верю тебе, — сказала Тереза. — Но мне необходимо, чтобы ты помогла мне разобраться в моей жизни. В нашей жизни.
Она заметила, как посуровел взгляд матери.
— Ради чего? — требовательным тоном спросил она у дочери. — Ради того, чтобы потом упиться своим горем, о котором лучше всего забыть?
Терри вцепилась в плечо матери.
— Это «горе» — мой отец, — произнесла она. — Я никогда не смогу выбросить его из памяти. Я вижу его во сне. Даже наши с тобой разговоры, то, как мы стараемся не упоминать о нем, — это как памятник тому, что он сделал с нами. Будто бы мы договорились никогда не забывать о том, как разговаривали шепотом, когда он отходил ко сну, в страхе, что он проснется и снова примется избивать тебя.
Роза побледнела. Терри внезапно осознала, насколько глубокое унижение должна была испытывать ее мать, вспомнив сейчас, какой жизнью они жили.
— Мама, — она старалась говорить как можно мягче, — я не сужу тебя. И никогда не стану этого делать. Ты любила меня, и это благодаря тебе я стала тем, кем стала. Я мать, и у меня есть ребенок, которого мы обе любим больше всего на свете. Но существует некая часть тебя, часть моей собственной жизни, которая недоступна моему пониманию. Именно поэтому я не могу разобраться, что происходит с Еленой. Ты понимаешь меня?
Роза потупила взор, затем медленно покачала головой. Терри не могла понять, являлось ли это ответом матери, или выражением
— Так что ты желаешь узнать?
— Почему — будь то ради нас или ради меня — ты решилась остаться с ним. И как это решение сказалось на тебе.
Роза с отрешенным взглядом наблюдала за Еленой, хотя та по-прежнему неподвижно сидела на том же месте.
— Елена кажется необычно пассивной, — пробормотала она.
— Я знаю.
Роза вздохнула и, устремив взор куда-то вдаль, промолвила:
— Хорошо, Тереза. Покончим с этим раз и навсегда. Ответ прост: я не бросала его, потому что та девушка, которую теперь я с трудом могу вспомнить, но в моем представлении всегда похожая на тебя, — так вот, та девушка верила в то, что Рамону Перальте, чтобы убежать от своего страха, была нужна только она. А к тому времени, когда эта девушка поумнела, у нее уже родилась первая дочь.
Терри охватила невыразимая грусть.
— Чего он боялся? — спросила она.
— Самого себя. — В голосе Розы звучала неприкрытая ирония. — Его отец постоянно бил Рамона. И его пугала перспектива стать похожим на своего отца.
— Боже мой, мама. — Терри охватило зловещее чувство, будто она воочию наблюдает, как ее мать неумолимо настигает рок, который ощущает только она, ее дочь. — Ты знала об этом, когда выходила за него замуж?
— Необходимо знать, что представлял собой Рамон, когда мы только познакомились. — Роза откинулась на спинку и ладонями разгладила брюки, избегая смотреть Терри в глаза. — Он только что вернулся со службы на флоте, был красив и полон желания жить. Мне доставляло удовольствие просто наблюдать за ним. Но потом я обратила внимание, как неуверенно он улыбается, как он хочет, чтобы я восторгалась им, — и это в то время, когда мое сердце безраздельно принадлежало ему. Я поняла, что человек, который мог так многого добиться, отчаянно нуждался в моей помощи. — Ее губы растянулись в мрачной ухмылке. — Я оказалась права, Тереза. Рамон нуждался во мне вплоть до самой смерти.
Терри почувствовала в душе странное облегчение. Обернувшись к матери, она спросила:
— Значит, ты не знала, в кого он превратится?
Роза неуверенно наклонила голову, точно и ее мучил тот же самый вопрос.
— Не уверена, — медленно произнесла она. — Я хорошо помню один вечер, когда мы были на танцах в Латин-Палас. Рамон много пил, а я с кем-то танцевала. Когда мы сели в машину, он неожиданно ударил меня по щеке. Я не успела даже сообразить, что у меня губы в крови, как увидела слезы в его глазах. — В ее голосе вновь послышались иронические нотки. — Он уткнулся мне в грудь, рыдал и умолял простить его. На следующий день он прислал мне букет роз.
— Неужели ты не боялась его?
— Из-за чего мне, собственно, было бояться его? — Роза небрежно пожала плечами. — По правде говоря, Рамон не сильно отличался от других мужчин, которых я знала. Взять хотя бы моего собственного отца. За одним исключением — Рамон хотел отличаться от других. — Ее голос смягчился. — Понимаешь, я никогда не видела, чтобы мужчина плакал. И это убедило меня в том, что он не похож на моего отца, что он не такой грубый и бесчувственный. В душе — уговаривала я себя — Рамон очень любит меня.