«Глаза Сфинкса». Записки нью-йоркского нарколога
Шрифт:
Чтобы учиться в школе нарколога за государственные гранты, наркоман или алкоголик должен быть чистым – не употреблять никакую дурманящую дрянь, как минимум, три месяца.
Много это или мало? Зависит от того, как посмотреть. Три месяца чистоты – после, скажем, двадцати лет беспробудного пьянства или торчания*, это, пожалуй, немного, совсем ничего. (Все жаргонизмы и медицинские термины отделены значком – *. Их значение объясняется в конце книги – авт.)
Вообще, время в мире наркомана – категория относительная. У наркомана свой календарь. Он считает
Но его календарь с этого только начинается. Еще неделю у него будут страшно болеть суставы ног, особенно в коленях. Будет сильно тянуть спину, а в животе «летать бабочка» – такое странное ощущение, когда желудок выворачивается наизнанку.
Следующая пометка в календаре – две недели неизбежных ночных кошмаров, ужасов. Бесы ходят вокруг кровати. Бесы по ночам волокут крюками в какие-то темные глубокие ямы, в горячие озера, в смрад и огонь. Бесы. Бесы…
А как признаться кому-то, что страшно одному ночью, в кровати, в пустой комнате? Ведь не ребенок, а взрослый мужчина, тридцати пяти или сорока лет. Усы, борода, наколки. И в тюрьме сидел, и такое в жизни повидал, что не приведи Господь: умирающих в овердозе друзей, изнасилования, драки. А вот спать одному ночью в комнате – страшно. Кошмары душат. Бесы.
Днем, сидя на скамеечке в каком-нибудь шумном скверике, вспомнит вдруг этот грозный мужчина вчерашнюю бессонную ночь на мокрой от пота простыне. Подумает о ночи предстоящей и так испугается, что либо заплачет, сам не зная отчего, либо, стыдясь своей трусости, полезет в карман за мобильным телефоном, где записан номер проклятого-распроклятого барыги – торговца наркотиками.
И его «чистый» календарь на этом оборвется, толком не начавшись. А впереди ожидало еще столько интересного!..
Однако мы совсем забыли про институт и моих однокурсников, с которыми мне предстояло учиться целый год.
Светская львица Сильвия
Из всей группы (двадцать пять человек) только трое, включая меня, были не в реабилитации. О них скажу позже. Пока же представлю некоторых студентов – из «бывших».
Начну с Сильвии, так как именно с ней в первый же день учебы я очутился за одной партой.
Американка итальянского происхождения, лет сорока семи, смуглолицая, с роскошными черными волосами и большими глазами. Имела выразительные стати: узковатые плечи, высокую грудь и широкие бедра. Она неплохо сохранилась для своих лет, – думал я. Но вскоре был удивлен, узнав, что ей не сорок семь, а... тридцать девять!
У Сильвии оставался намек на былой шарм, такое слабенькое веяние прежней красоты. Не сомневаюсь, не прикоснись она к шприцу лет двадцать назад, обойди ее эта беда стороной, эта секс-бомба и сегодня сводила бы с ума табуны сластолюбивых самцов. Но в жизни, увы, условного наклонения не бывает, следует говорить только о том, что имеем сейчас, а не о том, что
Сильвия все же старалась держать марку, изображая из себя этакую львицу. Одевалась провокационно: блузки в обтяжку так, что пуговицы едва не отрывались под давлением ее грудей, юбки – короткие, платья – облегающие, декольтированные.
В первый же день занятий, на переменке, эта львица вышла на охоту, и, к моему ужасу, я был намечен в жертвы. Оставшись со мной в аудитории наедине, Сильвия принялась расспрашивать – кто я и откуда, рассказывала о себе, при этом томно вскидывая веки и наклоняясь ко мне так близко, что мы едва не касались лбами. Я и не заметил, как она завладела моей рукой, – то ли чтобы пожать ее, то ли чтобы прижать к свой груди. После второй переменки я уже знал, что Сильвия одинока, живет в квартире на первом этаже в частном доме, ее тринадцатилетняя дочка – у матери, в Нью-Джерси; десять лет назад она развелась с мужем, и сегодня после занятий совершенно свободна.
К такой скорости развития отношений я, честно говоря, не был готов. К тому же после занятий мне предстояло мчаться на другой конец города – расставлять товары по полкам в супермаркете, а в полночь меня ждала машина для ночной смены в такси.
Сильвии мои извинения показались неубедительными, особенно после того, как она узнала, что я холост. Еще несколько дней она продолжала охоту: по любому поводу очень близко ко мне придвигалась, играла пуговичкой на своей рубашке и недвусмысленно приглашала к себе в гости на чай.
Помню, ее широко раскрытые от удивления глаза, когда, выполняя вместе с Сильвией первое учебное задание, мы о чем-то заспорили. В качестве доказательств, я начал ссылаться на Достоевского, Драйзера, даже зачем-то приплел ООН и ЮНЕСКО. И чем больше я говорил, упоминая такие жуткие, далекие, как планеты, имена и названия, тем с большим ужасом смотрела на меня Сильвия. Наконец-то прозрела! Поняла, кто рядом с ней сидит. Книжный червь из России! Мечтатель! Но – принципиальный, с убеждениями.
Я, кстати, тогда обратил внимание, что ее лицо испещрено какими-то оспинками, – в тот день она была без макияжа.
Итак, прозрев, Сильвия решила исправить ошибку. Немедленно. Безотлагательно. Потратила целую неделю! Думала, что он прикидывается, хитрюга, только изображает из себя паиньку. А он в самом деле – лопух.
На следующий же день Сильвия мотыльком упорхнула на другую парту, к другому одинокому студенту. Правда, раньше я сравнивал ее со львицей, и это сравнение более точное. Вскоре она ходила с тем парнем под руку.
Все студенты и преподаватели несколько месяцев наблюдали за развитием их нежного романа, как они давали друг дружке списывать на экзаменах, как на переменах ходили вместе в кафе, как после занятий она садилась в его машину, с эдаким шиком захлопывая дверцу. Они говорили о том, что, повстречав друг друга, теперь безумно счастливы. Спасибо Богу, что Он свел их в этой аудитории!
Вместе они стали пропускать занятия. После одного такого, достаточно длительного пропуска, Сильвия, наконец, появилась: ее лицо было пергаментным, а глаза – неестественно мутными, с маслянистой поволокой.