Глаза зверя
Шрифт:
До ближайшего дачного поселка было не больше трех километров — расстояние плевое для таких тренированных парней, какими были Сулейман и двое его друзей.
В дачном поселке они пускались во все тяжкие: воровали яблоки, груши, сливы — все, что можно было запихать в рот и за пазуху. Возвращались они часа через два — уставшие, но довольные. Ночные вольницы были хорошей отдушиной после тяжелого дня с его железным распорядком, режимом, тренировками и тому подобными вещами.
Как-то раз на ночь глядя разыгралась гроза. Лил дождь, в небе полыхали молнии, гремел гром. Друзья Сулеймана
К дачному поселку он добрался совершенно вымокшим. На улице, как и ожидалось, не было ни души. Сулейман перемахнул через ближайший забор и принялся обрывать сливовые деревья, распихивая сливы по карманам, набивая ими пластиковый пакет.
В самый разгар сборов дверь дома тихонько скрипнула. Сулейман быстро пригнулся и спрятался в тени густо усыпанной плодами сливовой ветви. Дверь открылась, и на порог упал сноп желтого электрического света. Сулейман замер, прижимая к груди пакет со сливами.
На крыльцо вышла девушка. Лица ее было не видно, лишь четкий абрис стройной, гибкой фигуры. Девушка вытянула вперед руку, проверяя, идет ли еще дождь. Дождь все еще накрапывал. Девушка прикрыла за собой дверь, постояла немного, чтобы глаза привыкли к темноте, затем быстро спустилась по ступенькам и направилась по асфальтовой дорожке к небольшой деревянной бане в самом конце сада.
Она прошла так близко от Сулеймана, что он почувствовал запах ее духов. Сердце Сулеймана учащенно забилось.
Тем временем девушка подошла к бане, вставила ключ в замочную скважину и с мягким щелчком повернула его. Дверь распахнулась. Девушка быстро вошла в предбанник, включила свет и закрыла за собой дверь.
Сулейман сидел в своей засаде ни жив ни мертв. Нет, он не испугался, что его найдут и схватят. Такие пустяки никогда не пугали Сулеймана. Сердце Сулеймана учащенно билось, но совсем по иной причине. Девушка была так хороша, так плавно ступала по асфальтовой дорожке длинными, стройными ногами и так прекрасно пахла, что Сулейман почувствовал внизу живота сладостное томление.
Вскоре из бани донесся плеск наливаемой в таз воды, шипение пара и тихое женское пенье. Несмотря на то что дождь зачастил с новой силой, Сулейман не хотел уходить. Он, раскрыв рот, прислушивался к звукам, доносившимся из бани, и не замечал дождя, пока струйка воды не стекла с ветки ему прямо за шиворот.
Сулейман очнулся, вытер вспотевшие ладони о штаны и, оглядевшись по сторонам, прокрался к окошку бани. Там он привстал на цыпочки и осторожно глянул в помутневшее от пара стекло.
Загорелое, гибкое тело девушки блестело от воды. У нее была небольшая, крепкая грудь с розовыми сосками, тонкая талия и волнистые белокурые волосы, спадающие на худенькие плечи потемневшими влажными прядями. Сердце Сулеймана забилось так часто, что едва не выскочило из груди.
— Нимфа… — еле слышно прошептал он.
Пораженный и увлеченный открывшимся ему зрелищем, Сулейман не сразу услышал скрип двери у себя за спиной.
— Эй! — громко окликнул его гортанный мужской голос. — Эй, кто здесь?!
Сулейман вздрогнул и обернулся. На пороге дома стоял высокий, грузный мужчина в банном халате. На улице было темно и дождливо, однако даже в таких благоприятных условиях светлая футболка Сулеймана была видна издалека.
«Черт! — с тревогой подумал Сулейман. — Говорили тебе, идиоту, — ходи на вылазки только в черной одежде!»
— Эй! — снова крикнул мужчина. — Там кто-то есть?! — И вдруг он завопил как милицейская сирена: — Ах ты маленький подонок! Сейчас я тебе покажу, как лазать по чужим огородам!
Откуда ни возьмись в руках у мужчины появилось ружье. Он вскинул его прикладом к плечу и прицелился.
Сулейман сорвался с места как подхваченный ветром лист и стрелой понесся по огороду, не разбирая дороги. За спиной раздался громкий хлопок — Сулейман почувствовал острую боль, словно ему в шею вогнали сапожную иглу, и припустил еще быстрее. Ветки деревьев обдирали ему лицо, но он не обращал на это внимания. Одним прыжком перемахнул через высокий забор и понесся по лугу прямо к лесу, за которым располагался летний лагерь.
Оказавшись в лагере, Сулейман быстро скинул с себя мокрую, грязную одежду и зашвырнул ее под кровать. Потом залез голышом под одеяло и зажмурился. Так он лежал четверть часа, ожидая с минуты на минуту расправы. Однако расправа не приходила.
«Может, они не будут жаловаться? — подумал Сулейман. — Они ведь даже не знают, кто я такой. На улице было темно, эта сволочь и стреляла-то в белую майку».
Только теперь Сулейман вспомнил, что ранен, а вспомнив, почувствовал изматывающую тяжесть в шее. Он поднял руку и осторожно потрогал больное место. Шею пронзила жгучая боль. Сулейман нащупал на тумбочке зажигалку и, крутанув колесико, высек оранжевый язычок пламени. При свете зажигалки он увидел, что пальцы, которыми он трогал шею, в крови.
Поразмыслив с минуту, Сулейман встал с кровати, осторожно прокрался к кровати друга и разбудил его.
— У меня в шее пуля от воздушки, — шепотом сообщил он другу. — Нужно вынуть и продезинфицировать, а то к утру загноится.
Друг внимательно посмотрел на исцарапанное лицо Сулеймана, нахмурился и кивнул.
Операция проходила при свете зажигалки, которую держал в руке Сулейман. Друг минут пять ковырялся в его шее перочинным ножом, прежде чем сумел извлечь маленькую свинцовую пульку. Сулейман перенес операцию стоически, не издав ни единого стона.
Пришло первое сентября. Табеев, как и миллионы других подростков, пошел в школу. Первым уроком после торжественной части, проходившей в актовом зале в сопровождении духового оркестра школы, была физика. Классный руководитель — учительница математики — ввела в класс молодую женщину в изящных позолоченных очках и представила:
— Ребята, познакомьтесь, это ваш новый учитель физики Татьяна Федоровна Михайлова.
Сулейман поднял на новую учительницу взгляд и оцепенел. Несмотря на то что светлые, вьющиеся волосы были тщательно зачесаны назад и стянуты в хвост, несмотря на очки и деловой костюм (серые пиджак и юбка) ее невозможно было не узнать. Да, это была она, девушка из бани, от которой Сулейман едва не сошел с ума и из-за которой едва не пострадал.