Глаза зверя
Шрифт:
— Он самый, — кивнул Треплев. — Как говорится, собственной персоной. Удивлен?
Сметанин обвел всех присутствующих ненавидящим взглядом.
— Вот, значит, как… — прохрипел он. — Значит, подставили, да?
— Угу, — кивнул Матвей. — И на пленочку засняли. Вам на память. В тюрьме-то будет скучно, а так, глядишь, посмотрите лет через десять и порадуетесь.
Сметанин натужно рассмеялся.
— Чушь! — крикнул он, продолжая смеяться. — Чушь и бред! Щенки! Недоумки! Это не пойдет в эфир! Слышите? Я сделаю всего одни звонок, и это не пойдет в эфир!
— Опоздали, — спокойно сказал ему Поремский. — Это уже в эфире. Два канала показывают ваше признание в совершенных убийствах. К тому же мы устроили прямую трансляцию в Интернете. Сейчас на нас с вами смотрят десятки тысяч человек. На этот раз вам не отвертеться, Сметанин. — Поремский на мгновение замялся, затем сурово сдвинул брови и объявил могильным голосом: — Ваша карта бита. Извольте расплатиться.
8
В тот же день Владимир Иванович Сметанин был задержан и препровожден в Лефортово, где уже томился Михаил Иванович Кротов. По настоянию Поремского на него надели наручники. Бровь Сметанина была слегка поцарапана углом стола в тот момент, когда он решил спастись от сыщиков бегством, но не рассчитал своих сил и, наступив на собственный шнурок, повалился на пол.
Первую часть пути всесильный олигарх беспрестанно бранился, обещал вывести всех на чистую воду, сорвать погоны, сгноить всех на нарах. Припомнил и разбитую бровь, сладострастно описывая конвою, каким адским мукам подвергнут ментов его адвокаты за это бессовестное и варварское избиение.
Однако вскоре олигарх устал и затих.
В тюрьме он вел себя сдержанно. Вплоть до вызова адвоката. После разговора с адвокатом он заранее отказался отвечать на все вопросы следователя — вне зависимости от того, кому поручат вести его дело.
А сыщики тем временем праздновали «окончание стриптиз-шоу» (по меткому выражению Миши Камелькова) в ближайшем летнем ресторанчике. Тучи рассеялись, ветер утих, и сидеть под зонтиком на деревянных стульях было удивительно приятно.
Матвей хотел было угостить сыщиков шампанским, но Камельков воспротивился, заявив, что у него от шампанского изжога и что вообще Матвею пора завязывать с этими «дамскими привычками», раз уж он попал в общество настоящих мужчин.
Впервые в жизни Матвей ему не возражал.
Заказали водку, пельмени, соленые грибы и селедочку.
— Ну! — сказал Витя Солонин, когда водка была разлита по рюмкам, а селедка нанизана на вилки. — За то, чтоб финал шоу был таким же приятным, как и его кульминация!
— И чтобы этот козел получил по заслугам! — поддержал его Матвей, успевший под влиянием своих новых друзей воспылать лютой ненавистью ко всем преступным элементам России.
— И чтобы ему впаяли по максимуму! — уточнил пожелание Миша Камельков.
— И чтобы вся его веселая компания отправилась вслед за ним!. — добавил от себя Поремский.
Они чокнулись и выпили.
— Уф! — передернул плечами Матвей. — Крепкая, зараза. И как вы только ее пьете?
— Молча, — усмехнулся Камельков. — Ты не кривись, а закуси соленым грибком. Иначе не поймешь всю прелесть этого старинного русского напитка.
Матвей послушно нанизал на вилку соленый груздь и отправил в рот.
— М-м… — прикрыл он глаза. — Здорово!
— Еще бы, — кивнул Миша. — Тебя бы к нам на полгода — сделали бы из тебя человека. Хотя… — Он скептически оглядел приятеля. — Полгода, пожалуй, мало. Тут и всей жизни не хватит.
Витя Солонин посмотрел на Поремского и вдруг спросил:
— Слушай, Володь, а чего это ты ему про карту задвинул? «Ваша карта бита». Что еще за беллетристика?
Поремский замялся и ответил со смущенной улыбкой:
— Да понимаешь, Вить, я всю жизнь мечтал сказать эту фразу. А тут еще Матвей так заразительно играл в своего Мегрэ, что и мне захотелось чего-нибудь этакого. Вот и не сдержался. Что, очень глупо получилось?
— Да нет, — пожал плечами Солонин. — Просто немного неожиданно. И голос у тебя был такой… внушительный. Я чуть ствол не выронил от испуга.
— А по-моему, здорово! — высказал свое мнение Камельков. — Я первый раз в жизни чувствовал себя так, будто меня в кино снимают. И знаете что… мне это понравилось! Счастливчик ты, Матюша!
— Ну меня пока что никто в кино не звал, — заметил Матвей.
— Неважно, — сказал Миша. — Ты ведь артист! Не звали, так позовут. Кстати, Владимир Дмитриевич, между первой и второй перерывчик небольшой. Наливайте!
Друзья выпили еще по одной. Закусили.
— Как там Сулейман? — спросил Витю Солонина Поремский.
— Нормально, — ответил тот. — Он сейчас в больнице. Не отходит от своей Асет. Сидит, держит ее за руку и говорит, говорит.
Поремский понимающе кивнул:
— Что ж, ему есть что рассказать. Да и ей тоже.
— Угу. Только она ему больше стихи читает, чем рассказывает. Я думал, головою тронулась, но Сулейман сказал, что она и раньше стихи сочиняла. Так что все в порядке. Врачи даже говорят, что ей это полезно. Психотерапевтический эффект и все такое.
Солонин вставил в рот сигарету и принялся рассеянно хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Поремский взял зажигалку со стола, высек пламя и поднес к сигарете.
— Благодарствую, — сказал Солонин, прикуривая. Усмехнулся. — Это я ее, что ли, туда положил?
— Угу.
— Надо же. Совсем голова плохая стала.
— Ты уже сказал Сулейману про лагерь? — спросил Поремский.
Солонин покачал головой:
— Нет еще.
— Надо сказать. Кстати, как там все прошло? Я не успел расспросить о подробностях.