Глазами Ангела
Шрифт:
Теперь же после многих лет, обретя житейскую опытность, женственность оказалась более живучей. Она легко приспособилась готовностью к схватке за выживание в социуме, где созидание подменили торговлей, а вместо творцов — в почёте торговцы. Такова действительность, в ней мужчины, созидатели по природе, ведут несвойственный им образ жизни. Вместо творчества и созидания пресмыкаются, учитывая обстоятельства. Благодаря чему женственность набрала вес и сравнялась по значимости с мужественностью. Причём в самих же мужчинах! В их мышлении, поведении, вкусе. И отныне мужское право первородства забыто, а Егор, подобно иным, застыл в нерешительности. Это наглядно доказал случай в офисе, когда вместо заявления об уходе он безропотно тянет лямку, выполняя чужую работу. При том не получая вознаграждения и даже обычной благодарности.
Иное дело, что удивляться не приходится, жизнь не стоит на месте, это он утратил волю, стреножила боязнь. Отныне страх главенствовал, подчиняя помыслы, связав по рукам и ногам, без устали твердил: не спеши, как бы чего не вышло! Едва пытался вырваться из замкнутого круга. Это и служило основанием, что, желая познакомиться с ехавшим позади, Егор не смог обуздать в себе женское. Оно твёрдо стояло на ногах! И не то чтоб доминировало, скорее на равных. А это и есть проигрыш, так он оказался в западне. Две равные противоборствующие силы уживались, не давая выйти за рамки, ими определённые. По этой причине Ангела ждала трудная задача, навести порядок на чердаке утратившего волю. Подчинить его содержимое сердцу, этому вместилищу любви.
А пока внутри всё клокотало, Егор медленно передвигал ноги, ни на кого не глядя. Он давно утратил интерес к жизни и способность противиться невзгодам. Не идти у них на поводу, а гнуть своё. Вместе с тем, невзирая на проигрыш, мужское и женское в нём всё время спорили. Изматывая, выжимая последние силы рождённого мальчиком. И даже теперь какая-то мысль больно кусала, не желая отвязаться.
— Какая разница? — обходя осенние лужи, размышлял Егор. — Какая разница: «мой муж», «тебе муж»? — безостановочно вертелось в голове.
Не понимая причин назойливой мысли, решил от неё отмахнуться. Но как бы не так! Мысль, что занозой впилась, не отпускала. Подобно цунами, наливаясь силой, она обернулась в чувство. Такое привычное и ненавидимое. Ненавистное — в силу могущества и тайной мистической власти, когда, круша и калеча, обрекают на одиночество. Чувство же это — зависть! Обычная зависть к уверенности, с какой незнакомец управлялся, именно управлялся, иное слово не уместно, со своею спутницей. Кто безропотно и с любовью внимала всему, что он говорил. Егор, наливаясь ядом, позеленел. Он давно не чувствовал себя так озлобленно, как в этот осенний вечер.
Подойдя к двери квартиры, где проживал, нажал кнопку звонка и с трудом натянул дежурную улыбку. Дверь легко отворилась, жена предстала в своём не лишённом очарованья обличье. Она была хороша! Ладная фигура, красивое ухоженное лицо. Приветливая улыбка обнажала жемчужные зубки. Маленькие изящные руки украшены кольцами испанских ювелиров. В общем, как и полагалось у не утруждавшей себя работой столичной барышне.
Егор поневоле залюбовался, и только скользнувшее сомненье «моею ли» слегка омрачило. Но он его отбросил, решив ни о чём боле не думать. Довольно, в родных стенах время предаться покою. Так полагал, снимая намокшую обувь, идя в кабинет — пристроить портфель с документами. И пока влачился по коридору, конвоируемый властным взором, несколько слов о жене. Она занимала особое место в его жизни. Кому, как не ей, во многом обязан унынию, в каком пребывал. Впрочем, радости также хватало, но обо всём по порядку.
Красивая привлекающая внимание женщина производила неоднозначное впечатление на тех, кто видел её впервые. Взыскательный наблюдатель, прилежно изучая женский типаж, подметил бы массу интересного. Судите сами, яркая броская внешность, обворожительность манер, под их обаянием непросто хранить равнодушие. И причина обожания мужем легко объяснима, тут нет никакого секрета. Жена без труда очаровывала, кого пожелает. Как некогда завлекла в сети его, посулив райские кущи. К слову сказать, Егор оказался на редкость покладистым, нетребовательным в быту.
С другой стороны, впору отметить её не вполне однозначное отношение. А причина — привычное раздражение, что накатывало безо всякого повода. По крайней мере, в том убеждена. Особенно в моменты, если муж отвечал невпопад и задумывался. При том, погружаясь в себя, сохраняя недвижность. Однако, не обращая внимания на недовольство, предусмотрительная особа шептала о любви. Всякий раз перед тем, как Егор позабудется сном.
Меж тем отметит опытный глаз, всё в ней выдавало воительницу! Не колеблясь крушившую судьбы людские. Не только мужские, порой попадались и женские. Иными словами, лишённый какой бы то ни было жалости механизм, едва дело касалось её интересов. В такие минуты спасайся, кто может! Кто лишь посягнул на святое, и женщина с внешностью ангела всё сокрушала. По этой причине знакомцы Егора, не раз испытавшие ярость гневливой особы, исчезли с радаров. Как водится, наперёд сговорившись, прервали общение. И только из вежливости, дабы не слишком обидеть, звонили, желая всего наилучшего. Непросто явить своеволие, идя супротив властной женщины. Такое простить невозможно — любой механизм обделён, не даны ему чувства. Его смысл — результат! Ему важно добиться желаемого, невзирая на преграды.
Всё же не след горячиться, её осуждая. Таков удел многих, и пол не при чём. Виною тому воспитанье, да советы подруг и друзей одиноких, несчастных. И все они жаждут напутствовать, перстом указать, что да как. Им важно уверовать в собственный опыт, свою правоту и, желая сберечь от ошибок, всё время свершают иные. Нимало о том не заботясь. Увы, тем, кто в скорби живёт, неймётся скорей поделиться обидою с близким. Отравою сердце наполнив. По этой причине давно позабыли известную истину, делиться возможно, избыток имея. Делиться добром и любовью. Где нечего взять, там одна пустота…
А так живут многие, не в силах жениться, либо выйти замуж, охотно принимают участие в судьбах других. Нередко требуя взамен предельной откровенности и полного, безоговорочного подчинения, им лучше ведомо, как обустроить чью-то жизнь. При том стыдливо умолкают про собственную неприкаянность. Не в силах одолеть инерцию обыденности, всё время наступают на одни и те же грабли. Ни разу не задав вопрос: зачем унынье прикрывать успехом, невзгоды множа? По силам ли несчастному посеять радость? Кого б то ни было довольством одарить. Навряд ли. Давнишние травмы из детства по-прежнему живы, и всяк, кто хлебнул нелюбовь, всё время боится. Во власти он страха. Озябла душа, она жаждет тепла. Поэтому тянет к чужому костру надеждой обманутых, жмутся, желая хоть где-то считаться своими. В отличье от тех, кто, взрастая в любви, заботу познал. А это возможно лишь в полной семье. Где папа и мама, да куча детишек. У них отношенье к мужчинам иное. Но речь не о них…
Когда Егор вышел из кабинета и с угрюмым видом объявился в кухне, жена крутилась у плиты. Заметив мужа, улыбнулась и по обыкновению засыпала вопросами:
— Как дела? Что новенького? Проголодался?
Она изрядно готовила и, признаться, мастерица по части кулинарии. В этом вопросе многим могла дать фору. Однако, невзирая на чувство голода, Егор не ответил, а, нахмурившись, сел за стол. Тем не менее, отмолчаться не получилось. Жена не поощряла игры в молчанку, ей хотелось выговориться, узнать, что да как. Она и так целый день в неведении, а тут, возможно, неприятности. Вон какой смурной вернулся с работы. Нужно немедленно разобраться, в чём дело, и дать дельный совет. Иначе не справится, он такой безобидный.