Глазами Ангела
Шрифт:
— Тебе следует принять как данность трудноразрешимый парадокс, — подводя итог беседе, заметил руководитель, — в настоящее время на Земле сложилась противоречивая ситуация. Только вдумайся, многие, встречая людей с излишним весом, им сочувствуют. Видя, как тяжко передвигаются, кто по разным причинам, в силу болезни либо чего ещё, набрал излишний вес. Но мало кто сочувствует тому, кто нахватал избыточных ресурсов. Напротив! Ему втайне завидуют, мечтая оказаться на месте толстосума. А тот, не понимая природы невесть откуда взявшегося богатства, загоняет себя в гроб. Неосознанно убивая родных, близких, друзей. Учитывая сказанное, легко прийти к парадоксальному выводу: жить на Земле, подчиняясь порыву, когда, не задумываясь, отдаёшь — самый рациональный способ! Иными словами, делиться достатком, быть в прибытке. Природа благодарности — материальна. Она невидима глазу, но весьма действенна, её влияние распространяется далеко.
На этом разговор завершился, Ангел склонил голову в знак признательности. После чего взмахнул крыльями и взмыл к голубой планете. Его полёт провожал усталый взгляд. Архангел долго смотрел вслед тому, кто по доброй воле отправился постигать жизнь.
Подземный мир
Вечерняя Москва по обыкновению немного суетлива. Раздражена накопившейся за день усталостью, выплёскиваемой на тех, кто оказался рядом. Густой осенний воздух разрывали гудки, и кто-то, не в силах удержаться, поносил неумелых всадников, оседлавших современных боевых коней. В суетливом потоке не прощают даже незначительной оплошности. Тут же громогласный взрыв негодования обрушится на ездока, совершившего не тот манёвр. Утомлённым и пресыщенным владельцам авто не ведома пощада. Они мнят себя хозяевами жизни и срываются на любого, кто малость зазевался. Рулевое колесо в руках иных превращается в штурвал, и берегись, кто встретится такому асу.
Впрочем, рабочий день позади, и обыватели спешат по домам. Не все в роскошных салонах авто, иные на общественном транспорте, а есть и такие, кому не лень совершить пешую прогулку в погожий осенний вечерок, степенно вышагивая ухоженными улицами. Местами присыпанными опавшей листвой, её трудолюбивые дворники сметут рано поутру. И, на первый взгляд, всё, как обычно. Но нет! Внимательный наблюдатель без труда заметит, что любой, на ком остановит взор, движим укоренившейся привычкой. Той самой, что незаметно им управляет. А всецело ей доверившись, типичный обыватель размахивает руками, механически передвигая ноги. Он погружён в глубокий сон, ему грезится, будто управляет послушным телом, направляя в ту или иную сторону. Его поработил автоматизм, и бесконечная карусель однообразных движений вызывает к жизни одни и те же мысли. Словно гончие псы вцепились они и, сменяя друг друга, заслоняют реальность. В результате он смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. И это люди называют жизнью…
Тем не менее, вряд ли кто с готовностью признает происходящее не тем, чем оно является. И тому есть объяснение. Немногие смирятся с мыслью, будто живут во сне. Ни на что не влияя, не будучи в силах что-либо изменить. Напротив, иные возмутятся и выплеснут недовольство, а нередко и гнев на посмевшего высказать столь странное суждение. Но не нужно никого разубеждать! Разбудить спящих не получится, только крепче уснут. Напрасны попытки узнать у любого, кто обласкан и убаюкан грёзами, не заметил ли нечто, прогуливаясь вечерними улицами. Вопрос застигнет врасплох, ибо погружённый в сновидения лишён возможности жить. Вряд ли вспомнит проходящих мимо, за исключением, пожалуй, девицы, чьё лицо врезалось в память улыбкой. С какой общалась по телефону, называя незримую собеседницу Аней. И так во всём. Едва стоит нам задуматься, как с лёгкостью забываем окружающую действительность. До тех самых пор, пока не ударимся обо что-либо, в кровь разбивая нос.
Таким образом, погружённый в размышления ум наш всегда чем-то занят, и мы крепко спим. Словно дитя малое пребываем в объятиях Морфея. Сладко дремлем, не обращая внимания на реальность. А она — единственное, что доступно, иного нет! Это суровая данность, с ней надобно считаться, ведь только действительность существует, остальное — плод воображения. Мы же всё время путаемся в мыслях и при первой возможности мчим в бесконечное, воспоминая и программируя будущее. Но самое удивительное, как, невзирая на трудности, зрим на тех, кто рядом. И на основе поверхностных наблюдений приходим к ошибочным выводам, полагая, будто в силах извлечь из них практическую пользу. Правда, вскоре обо всём забываем, увлекаемые грядущей фантазией, пока её новизна не утомит. После чего вновь обращаем взор на собратьев. Кто привлёк внимание незаурядностью, либо чем-то иным. А особенно занятно такое изучение в толчее метро. Где, в тайне разглядывая пассажиров, пополняем коллекцию выражений их лиц, поз, неловких, нелепых движений. Характеризующих всякого, волею судьбы ставшего объектом для наблюдений в подземелье. Где протекает сокрытая от дневного света жизнь.
Итак, самое время спуститься по эскалатору туда, где всё случается мимоходом. Где люди на бешеной скорости несутся, вытаращив глаза, не обращая внимание на соседей. А те, законопатив уши наушниками, всецело отданы во власть «вещунов». Тех самых, кто травит уморительные байки, с ленцой повествует о печальном, а бывает, поёт на разных языках, пленяя население в метро. Того, кто оказался в метро. К слову сказать, весьма полезном изобретении, чьи подземные тоннели опутали города. Не только столицу. Здесь оно раскинуло щупальца и на Подмосковье. Удобства ради длинными перегонами, связав всё воедино. И теперь в обычный будничный вечер вагоны заполнены публикой. Знать не знающей о безмолвных наблюдателях, смиренно изучающих женщин и мужчин для каких-то своих, вероятно, особых целей.
Вот и сегодня во чреве длинного подземного червя, в самом конце вагона сложилась обыденная картина. Таких изобилие в будни, когда на скамье пышнотелая матрона с сумками около ног. Доверху наполненными невероятно вкусным, и аромат испечённой сдобы щекочет ноздри, привлекая к сумкам любопытствующие взоры. Сама же хозяйка изобилия погружена в раздумье, её мысли далеко. В неведомой дали, куда нет входа по вполне понятной причине.
Одета женщина неприхотливо, по погоде: в куртку нежно голубого цвета и жёлто-оранжевые спортивные штаны. На ногах рубенсовской красавицы разношенные, стоптанные кроссовки. Из под распахнутой куртки выглядывал видавший виды свитер, а роскошную гриву стянул на затылке тугой хвост. Её натруженные руки с потускневшим маникюром покоились на коленях. Грустные глаза изучали разводы на полу под мерное перестукивание колёс. И благодаря привычной монотонности веки женщины опустились, она погрузилась в полудрёму. Судя по всему, ехать до конечной, отчего не отдохнуть?
Слева, на расстоянии вытянутой руки от неё, возвышался мужчина. Типичный московский обыватель, чью долговязую фигуру скрывал серый плащ, под ним деловой костюм. На ногах сверкали ухоженные, почти новые ботинки. Рукой мужчина держался за поручень, в другой был портфель. Его усталое лицо с зачёсанными назад волосами не привлекало внимание. Пытливый взор скользил поверх голов и вдруг остановился на уснувшей. Она явно заинтересовала, но чем, ответить на это мужчина не мог. Однако скучающее лицо преобразилось, он вмиг оценил пассажирку, затем огляделся, не слишком ли беззастенчив и, убедившись, что никто не смотрит, продолжил исследование. Вероятно, с целью узнать нечто новое, а может просто скоротать время. И пока проявлял любопытство, хозяйка сумок безмятежно спала. Чему способствовал гул, сопровождая поездки в метрополитене.
Прямо напротив женщины, почти вплотную ворковали влюблённые. Юноша и девушка при первой возможности ненароком прижимались друг к дружке. Они излучали трепетную нежность, но едва соприкоснувшись, возвращали приличную дистанцию. Пара мило щебетала на одном им понятном языке, понимая друг друга с полуслова. Едва юноша открывал рот, девушка сразу с ним соглашалась. Она энергично кивала, при этом глаза лучились от смеха. И, возможно, не всё доносилось, но, не желая огорчать любимого, смешливая особа делала вид, будто расслышала. Со стороны было забавно наблюдать, как с трудом сдерживаемые, пара блюла нормы приличия. Когда вокруг сплошь незнакомцы и не все благожелательны, незачем вызывать раздражение.
Справа от задремавшей женщины, приосанившись, стоял военный. Его выправка выдавала отличника боевой и, скажем, иной подготовки. Он нисколько не смущался званием ефрейтора и, судя по улыбке, предвкушал встречу с родными. Вероятно, бойца поощрили отпуском, уж больно выделялся на фоне измождённых ненастьем москвичей. А, судя по загару, службу он нёс под палящими солнечными лучами. Где-то на окраине державы охраняя мирный сон окружавших его обывателей.
Что же касалось остальных, заполнивших вагон, их предостаточно. Обычное для московского метро дело. Правда, кое-кто, недовольные толчеёй, злобно шипели, толкались. Другие, напротив, спокойно сносили давку, уступая место. А желающих втиснуться хватало! Были среди них и такие, кто, проникнув внутрь, пытался протиснуться дальше, и кому-то это удавалось, несмотря на то, что вагон «не резиновый». Однако, по счастью, двери закрывались и, набирая скорость, подземный поезд мчался в сумрак. По ходу движения утрамбовывая тех, кто в нём находился.