Глазами любопытной кошки
Шрифт:
Наконец мы оказались на месте лагеря для туристов. За ним возвышалась гигантская скала, которая переливалась разными цветами: каждая трещинка была подсвечена. Я ожидала увидеть дикие природные красоты, как в египетской пустыне, но наш лагерь был обустроен для городских жителей. В нем было электричество и все необходимое: палатки, столики, танцпол, ванная и душ.
Сотрудники лагеря запекли цыпленка в горячем песке, а Самир устроил настоящее шоу: высоко подняв руки и слегка покачивая бедрами, он исполнил своего рода танец живота. Мазен, Табата и Сэм пили коктейль из водки с фантой, и все мы курили кальян. Вскоре я поняла, что эта поездка больше похожа на довольно унылую пьянку, чем на небольшое путешествие с целью насладиться природой.
В полночь отключили электричество и наступила кромешная тьма – лишь звезды мерцали в небе. Тогда Мазен включил автомагнитолу на полную громкость, так что мы чуть не оглохли.
Наш повар Халед напился и принялся мямлить что-то на причудливой смеси арабского и ломаного французского – как я поняла, он пытался за мной ухаживать. Самир переговорил с ним и заявил, что Халед в качестве телохранителя будет спать около меня. Только этого мне не хватало! Табата с Мазеном исчезли за высокой скалой, а Сэм напился и упал под стол. Мне остались на выбор: Халед или Самир? У меня было такое чувство, будто я попала в веселую студенческую общагу, откуда нет выхода. Я расстелила матрас в самом центре танцпола, чтобы быть у всех на виду. Халед принес мне одеяла, и я забылась неспокойным сном. Вскоре я услышала, как Самир улегся рядом. Он стал жаловаться на холод и захотел лечь со мной под одно одеяло. Я тоже мерзла, однако греться таким способом была не согласна. Самир, у которого были жена и дети, вновь принялся рассказывать о своем романе по Интернету, о муже той американки и их дурацких выходках. Я спросила Самира, как поживает его жена и не волнуют ли ее хождения мужа вместе с Мазеном по барам или то, что он отправился в пустыню без нее.
– Ей нравится воображать себя хранительницей традиций. Она очень набожна и не хочет никуда выходить, – ответил он.
Тут раздался голос Мазена:
– Моя двоюродная сестра, на которой я женился, тоже была такой. Поэтому я с ней и развелся.
К утру я уже мечтала поскорее уехать оттуда. Пейзаж был прекрасен и напоминал юго-запад США – красный песок, громадные скалы. Но того же восторга, как в Америке, я не испытала. Видимо, все лучшее было в глубине пустыни, однако никто из членов нашей группы все равно не смог бы это оценить.
Машина Мазена была просто кошмарной. Самиру пришлось толкать ее, чтобы она завелась, потому что бензин у нас почти кончился, и Самир напомнил Мазену, что и масла у него не осталось – когда мы были на заправке, Мазен забыл его купить. Потом нас остановили полицейские, из-за того что Мазен забыл включить тормозные фары.
Я попросила, чтобы меня высадили на ближайшей автобусной остановке, и была счастлива наконец отвязаться от своих спутников. Какой-то старик показал мне, какой автобус идет в Петру, угостил чаем, и день тут же перестал казаться мне таким ужасным.
Вечером я прогулялась под звездами с группой из туристического центра. Дорога к руинам лежала через узкий каньон, вдоль которого в красивых бумажных подсвечниках стояли мерцающие свечи. Мы дошли до Эль-Хазне – впечатляющего строения, высеченного в скале набатейцами за сотни лет до рождения Христа. Изнутри лился свет сотен свечей и доносились звуки бедуинской флейты. Затем мы сели пить сладкий чай в маленьких стаканчиках, а старик бедуин запел и заиграл на однострунном инструменте под названием рабаб.
При свете дня Петра завораживала с первого взгляда. До середины 1980-х среди руин в пещерах жили бедуины, а потом в целях развития туризма и сохранения этого археологического памятника правительство построило им новый город, куда они и переселились. Должно быть, здорово было встречать их здесь в старые времена.
В Петру я теперь входила по той же дороге, что и вчера ночью, но ощущение было совершенно иное. Когда я шла по совершенно пустынной тропе, было слышно даже шуршание песка под моими ногами. Узкий каньон, где пролегала дорога, расширился на подходе к Эль-Хазне. Я подняла голову и увидела это прекрасно сохранившееся здание с колоннами и сводами, высеченными в скале. Камень был розовым, а кое-где золотистым. Некоторые могилы в городе были вырезаны из камня с рисунком из разноцветных полос и завитков.
На выходе из каньона меня сразу же окружила толпа погонщиков верблюдов и мальчишек с мулами. Сначала я хотела размяться и пройтись пешком, но потом решила поддержать местную экономику и прокатиться сперва на верблюде, а затем на ослике. Бедуинам из «нового города» разрешили работать в Петре – катать туристов на верблюдах, ослах, лошадях и повозках. Маленькие девочки торговали осколками камней, женщины продавали украшения с лотков. У костров сидели старики и кипятили чай. В течение дня меня одиннадцать раз подзывали присесть и угощали чаем. Чай бедуинов мне очень нравился – черный, с привкусом дыма, смешанный с полынью, приготовленный на открытом огне, с большим количеством сахара.
На некоторых участках тропы большие плиты, ведущие к гробницам, хорошо сохранились. Петру построили на обширной территории в то время, когда набатейцы еще были язычниками. Они изобрели способ собирать паводковую воду и создали искусственный оазис. Археологи раскопали лишь часть развалин, но посмотреть на это стоило: гробницы, Эль-Хазне, монастырь, алтари для жертвоприношений и раннехристианские церкви. Из последних можно было увидеть только одну – в данный момент над церквями возводился специальный навес, защищающий от воздействия природных стихий драгоценную мозаику.
Десять часов я гуляла, лазала по скалам и каталась на верблюдах и осликах, не чувствуя усталости и даже не замечая, что ничего не ела с утра. Большинство самозваных гидов рассказывали истории о том, как они или кто-нибудь из их родственников ездили за границу и женились на женщинах с Запада, которые впоследствии привозили их сюда, в родную страну, или же влюблялись в Петру и оставались здесь. При таком количестве туристов казалось неудивительным, что местным мужчинам удается завязывать столь выгодные отношения. Поскольку я путешествовала в одиночку, меня постоянно донимали, надеясь наткнуться на золотую жилу.
Я снова получила приглашение выпить чаю – на этот раз в лавке у человека, чье имя я даже не могла произнести. В переводе на английский оно означало «помощь». Помощь показался мне приличнее, чем трое молодцов, которые поджидали меня у выхода, чтобы увязаться за мной. Я попросила его отвести меня на чью-нибудь свадьбу. Он угостил меня чаем из восьми трав, который, по его словам, «волшебно влияет на пищеварение», и обещал узнать, не справляет ли кто-нибудь сегодня свадьбу.
В городе я заметила маленький ресторанчик. На женской половине его зала оказалось темно, там лежал дырявый ковер и, кроме меня, никого не было. Хозяева не хотели, чтобы я сидела на улице, опасаясь, что ко мне кто-нибудь пристанет, но я настояла на этом. За соседним столиком ужинал Дэвид, путешественник из Австралии, и я попросила разрешения составить ему компанию. Все работники ресторана были ошеломлены (как это женщина подсела к незнакомому мужчине?!), но сделали вид, словно ничего не произошло. Дэвид оказался удивительным собеседником: он объездил весь мир, свободно рассуждал об истории, современной политической ситуации в мире и даже знал японский.