Глазами, полными любви
Шрифт:
Пышнотелая ясноокая южанка, уроженка исторического города Измаила, которую почему-то все сразу стали звать Мамой Лорой, подцепила смазливого голубоглазого блондинчика. Плутоватую физиономию этого «кадра» украшали залихватские усики, придававшие ему сходство с дореволюционным приказчиком. Маму Лору такое обстоятельство смущало не очень, она была тоже, что называется, «не из графьев» и в Сибирь приехала поступать потому, что в Новосибирске у нее жила «хрёсная». Экзамены южанка едва сдала, но нужный балл все-таки умудрилась набрать и в «пед» с горем пополам проползла.
Витек, избранник великолепной южанки, косил под белогвардейского
Парочка получилась что надо. «Колосок» редко досиживал до конца посиделок и часто, не выдержав натиска бормотухи, засыпал тут же, на корявых нестроганых нарах. Они служили одновременно кроватями, стульями и столом. Другой мебели в бесхозной халупе, ставшей пристанищем для студенток, попросту не существовало.
Когда обессилевший парень валился кулем набок, на арену выходила развеселая Мама Лора. Она раскрывала косметичку и принималась неспешно разрисовывать своего коханого. От души ваксила черной тушью брови, тщательно красила губы алой помадой – в общем, отрывалась на потеху зрителей по полной. Утром, протрезвев у себя в огромном сарае, служившем временной казармой солдатам, Витек допытывался у соратников, кто его так размалевал. Но соратники, маявшиеся похмельем после похода «по девочкам», также ничего не помнили. Девчата, в свою очередь, свято соблюдали женскую солидарность, крепко держа язык за зубами.
Долгое время Лоре не давали покоя усики кавалера. Всякий раз, когда он впадал в состояние транса, она принималась то щипать их, то раскрашивать разноцветными тенями для глаз. Однажды барышня достала из косметички миниатюрные маникюрные ножнички и, пока ее «зазнобушка» богатырски храпел, по волоску полностью выстригла один ус. Затем вся девичья ватага, давясь от хохота, отправилась в клуб. К полуночи, когда студентки стали возвращаться с танцев, Витек малость пришел в себя и, ощутив некие неполадки на собственном лице, попросил у кого-то из девчат зеркало. Увиденное привело его в состояние такого изумления, что нижняя челюсть отвисла, по щекам покатились круглые, как горошины, слезы.
– Га-а-а-ды! – простонал он, обращаясь ко всем сразу. – Что вы наделали, сволочи? На кого я теперь похож?
– На тонкий колосок, блин! – хохотнула острая на язычок Светка Рязанова. В институт она попала только со второго захода. Год, отработанный на заводе до следующего поступления в вуз, значительно обогатил ее словарный запас. Барышня никогда не лезла за словом в карман и любого могла мгновенно поставить на место.
Уныло взглянув на Светку, Витек, едва переставляя ноги, поплелся к выходу. Мама Лора кинулась следом, утешая и оглаживая кавалера. О том, что лишение драгоценного уса было делом рук коварной Лоры, простодушный солдатик не мог и подумать. Когда он бывал трезвым (время от времени), роскошная дивчина так нежно смотрела на него, так жарко целовала под покровом сельской темноты… На следующее утро несчастному солдату пришлось распрощаться со вторым усом, и он стал еще больше смахивать на белобрысого свинтуса.
Наткин поклонник, если проводить аналогии с миром животных, представлял собой странный гибрид жирафа с теленком. С первым его роднил огромный рост, тонкая длинная шея, нелепо болтавшаяся в гимнастерке, со вторым – губастый рот и пушистые ресницы, обрамлявшие огромные серо-зеленые глаза.
На теленка Толик походил и нравом. Доверчивый, добродушный, он верил любым басням, служа постоянным объектом розыгрышей для собратьев по оружию – вернее, по рулевому колесу. На подначки парень не реагировал, на насмешки не обращал внимания и жил в каком-то своем, никому не ведомом мире. При этом за рулем молодой водитель каким-то образом умудрялся полностью концентрироваться. С огромным самосвалом, возившим зерно с полей на элеватор, он управлялся умело и толково. Натка не раз убеждалась в этом, когда сидела с ним рядом в кабине.
Впервые увидев Толика на танцах, она обратила внимание не столько на его внушительный рост, сколько на унылый вид, с каким он подпирал стенку. Казалось, солдата отправили не развлекаться в клуб, а дали наряд вне очереди. В тот ее выход в свет стенки подпирали многие посетители сельского очага культуры. Отдельной группкой, отчаянно плюясь семечковой лузгой, толпились деревенские парни. В другом углу кучковались военные водители в нарочито небрежном обмундировании. У противоположной стены, постреливая глазками и похихикивая, красовались как сельские, так и городские невесты.
Под быструю музыку выйти в круг никто не решался. Когда поставили пластинку Валерия Ободзинского и зазвучало «Эти глаза напротив чайного цвета», парни лениво, словно через силу, побрели в сторону противоположного пола, приглашая девочек на «медлячок». Натка оставалась у своей стенки почти в позорном одиночестве, когда долговязый отлип, наконец, от дверного косяка и направился к ней. Они неуклюже топтались, едва дотрагиваясь друг до друга одеревеневшими от смущения руками.
После танцев парочки стали нырять в осеннюю темноту, исчезая в ней подобно падучим звездам. Толик отправился провожать Натку. Они долго брели по ухабистой дороге, ведущей от клуба к студенческому стойлу, о чем-то натужно говорили, пытаясь побороть застенчивость. На пути им встретилось огромное поваленное дерево, сдвинутое бульдозером на обочину. Присев на него, начали смотреть на звезды. Девушка, которую кинуло в романтику, принялась декламировать стихи:
– Послушайте! Ведь если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?
Кавалер молча слушал ее, потом внезапно притянул к себе и ткнулся ей в губы своими, по-телячьи припухшими. Что испытала девушка в тот момент, сказать трудно, так как от неловкого движения парочка соскользнула с влажного ствола и, опрокинувшись назад, угодила спинами в лужу. Лужа была небольшой, но романтический пыл сняла как рукой. Испытывая взаимную неловкость, молодые люди молча побрели к конечному пункту следования…
После конфузного инцидента с поцелуем и лужей друг к другу они больше не подходили, старательно делая вид, будто не замечают один другого. Роман закончился, едва начавшись. О вхождении во взрослую жизнь Натке долгое время напоминала золотистая металлическая пуговица, оторвавшая от гимнастерки ухажера во время его падения и невесть каким образом оказавшаяся в кармане ее телогрейки. Пуговица как занятный сувенир хранилась в девичьей косметичке среди тюбиков туши, помад и прочей безделицы, а потом исчезла так же незаметно, как появилась.