Гленвилладж
Шрифт:
– Мне кажется, что в этой стране легенды ходят из угла в угол. То тут присядут, то там. Тем более, если это, конечно, действительно потомки основателей этого города, им нужно как-то оправдать свое существование. Легенды – самое оно.
Гвен обиженно надула губки и бросила в меня подушкой:
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты непробиваемый скептик!?
– Да, главным образом, ты.
– Ах так, а что еще я тебе говорила? М?
– Что я хорош собой, просто неотразим, что мы хорошо смотримся вместе...
Вечер закончился великолепно. Я получил все, что может получить мужчина, а Гвен столько же и еще чуть-чуть. Мне всегда нравилось оставлять ее в долгу – это некоторым образом освежает отношения. По той же причине мы заснули очень поздно...
***
Проснулся я оттого, что меня кто-то
– Коллин, ты слышал это?
– Нет, конечно, – ответил я сердитым шепотом, – а что именно я должен был слышать?
Я бы, пожалуй, не стал бы задавать этот вопрос, если бы до меня не дошло, что голос Гвен дрожит, и сама она была испугана.
– Крик, как будто чайка кричит.... но, как будто, не чайка.
Не смотря на то, что я проснулся гораздо позже жены, сообразили мы одновременно: Алиса! Сон вместе со страхом был скинут на пол вместе с одеялом. Мы кинулись из номера. В отеле было темно, поэтому пробирались мы на ощупь. Гвен держалась за меня, а я старался как можно быстрее добраться до номера дочери. Он находился через три двери от нашего, на противоположной стороне коридора. Уже через несколько мгновений мы стояли у нужной двери. Я постучался: «Алиса, детка, у тебя все хорошо?». Когда ответа не последовало, я повернул ручку двери. Заперто! В какой-то момент я представил себе, что выбив дверь увижу испуганную дочь и которая смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Я подумал: «Может, мы зря так переполошились?» Но, ощущая, как дрожит Гвен, отбросил эти мысли.
Я отошел к двери напротив. Понятия не имею, как умудрился не споткнуться, потому что рядом с дверью стоял глиняный горшок с каким-то растением (как потом выяснилось). Сделав два широких и быстрых шага, мое плечо врезалось в дверь. Косяк тут же поддался и дверь с грохотом отворилась. Глядя на картину, которая предстала перед нами, Гвен медленно сползла по стене, обхватив руками голову и издав совершенно нечеловеческий вопль. Я стоял тяжело дыша. Кровать Алисы была пуста, а прозрачная занавеска колыхалась от легкого ночного ветра, влетевшего через открытое окно. В отличие от Гвен, ко мне осознание произошедшего приходило медленно. Окно номера Алисы выходило прямо на скат крыши. В голове, пронеслись мысли, о том, что отсюда открывается великолепный вид на звездное небо. Я подошел к окну, выглянул, Алисы. В душе еще теплилась надежда, что моя дочка сидит в пижаме на черепице с наушниками в ушах, а мы – глупые родители устроили шум исключительно из-за собственной мнительности. Надежда умела, даже не успев напоследок улыбнуться, ее место заняло отчаяние. Я только и смог, что пробормотать: «Как же так?». Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы не поддаться эмоциям. На более чем вековой черепице (может меньше, но за ней, судя по ее виду, не особенно ухаживали), ясно виден был след. При других обстоятельствах я бы счел его виной хозяина. Но мне показалось просто невозможным, чтобы покрытие было поломано точно по линии, ведущей к краю. Я вылез на скат, и подполз на четвереньках к краю крыши. В лунном свете на траве были видны следы черепицы. За моей спиной, помимо рыданий Гвен, раздалось оханье старика Этьена. Я тут же вернулся в номер. Этьен щелкнул выключателем, и все мы зажмурились от яркого света.
– Что это вы тут натворили, мистер Дорриш? – старик то ли не понял, что здесь произошло, то ли расстроился из-за выбитой двери, он тупо переводил взгляд своих почти бесцветных глаз с косяка на меня, потом на Гвен и обратно. – Миссис Дорриш, почему вы плачете?
– Алиса пропала! – Я удивился тому, насколько угрожающе прозвучал мой голос.
– То есть как? – старик невольно отшатнулся от меня.
– А вот так – сказал я. – И мне хотелось бы знать, кто это сделал?
Прямой вопрос поставил Этьена в тупик, он просто уставился на меня, но не вымолвил ни слова. А стоило бы, потому что его молчание я истолковал по-своему.
– Этьен, – уже открыто угрожая, сказал я, – Где моя дочь? Кто это сделал?
– Я не знаю, сэр. – Старик начал пятиться к двери.
Одним прыжком я покрыл расстояние, которое нас разделяло, подхватил за грудки и впечатал в дверь. Этьен охнул и захрипел, но продолжал
Кое-как извинившись перед Этьеном и не слушая причитаний Гвен о том, что нужно сообщить властям и вызвать полицию, я помчался в номер, нашел фонарик и выбежал прочь из отеля.
***
Через несколько мгновений я стоял внизу, на месте, где похититель спрыгнул с крыши. На улице было прохладно, выпала роса. Трудно было назвать это везением, учитывая случившееся, но именно роса давала надежду догнать и выследить негодяя, и тогда... честно говоря, понятия не имею, чтобы я сделал, но уверен, что ничего хорошего.
Луч фонарика высветил блестящую от капелек росы траву, на ней четко видны были следы, ведущие к дороге. Бежать было нетрудно, мотивация «ого-го», мыслей в голове минимум. Добежав до дороги, я решил, что везение меня оставило: похититель вполне мог сесть в машину, но этого не произошло, на асфальте остались следы. Я знал направление, а большего мне не требовалось. Похититель не пробежал по дороге и четверти мили, свернув в лес, где одолел подъем на холм. Пока следы были довольно свежими, хотя точно определить насколько я отставал, не удалось бы, слишком уж я увлечен был погоней. Эта мысль заставила меня остановиться. «Увлечен!? Увлечен, мать твою! Коллин, ты совсем с катушек съехал!? У тебя дочь пропала, ты должен её найти, а ты увлечён!». Открытие было неприятным, я ощущал себя охотником, хотя на самом деле должен бы чувствовать совсем иное.
Наконец, сделав несколько глубоких вдохов и успокоившись (насколько это было возможно) я продолжил погоню.
Достигнув вершины холма, я заметил отблеск света внизу. Вот оно! Теперь это была настоящая погоня. Спуск вниз стоил мне нескольких ссадин и порезов. Плевать. Я бежал на свет, не разбирая дороги, постоянно подгоняя себя мыслью, что где-то там моя дочь.
В какой-то момент мне даже показалось, что я увидел человека, который нес Алису на руках. Я не успел его рассмотреть, да и не до этого было. Главное – догнать, и тогда думать, что делать дальше. Пришлось ускориться. Только увидев, небольшой лесной домик на полянке, ко мне пришло осознание, что успеть перехватить беглеца в пути – не удастся. Облокотившись на ствол дерева, тяжело дыша, я остановился, думая, что все уже кончено – причем кончено плохо. Одному Богу известно, сколько людей в этой долбанной хижине, не говоря уже о том, что они собираются делать с ни в чем не повинной девочкой. По моему лицу текли слезы бессилия и отчаяния...
Я просидел около этой хижины до самого утра. Мои часы остались на прикроватной тумбочке, поэтому информация о том, сколько времени я провел, пялясь на тусклый свет, изливавшийся из окон, обошла меня стороной. Солнце, которому, очевидно, были до лампочки, переживания и горести всего человечества, неумолимо поднималось над лесом, горами, озером, и треклятым городком Гленвилладж, который теперь был для меня чем-то сродни язвы. Как я вообще мог подумать, что это место обладает красотой, не говоря уже о том, что в этом месте можно провести великолепные выходные. Гвен, ну нахрена ты выбрала именно это место, неужели нельзя было поехать в чертов Диснейленд, где толстые детишки обжираются ватой и пялят зенки на всяких супергероев и дергают родителей за рукава в надежде вытрясти из них еще несколько сотен баксов на развлекушки. Я бы с большим удовольствием отдал бы все, что было на моем счете, лишь бы видеть радость в глазах дочери. Да к черту радость, просто знать, что она в безопасности, а не дрожать от холода в лесу в ожидании криков дочери. До сих пор не могу поверить, что не зашел в хижину сразу же.